раскиданы яркие расписные подушки, на которых и полагалось сидеть. Необычно, но как-то по-домашнему в лучшем понимании этого слова. Хотя я как раз выросла среди вычурности и чопорности, где даже родственники обращались на «вы» друг к другу. Двэйн был не настолько подвержен традициям, но даже он не одобрял моих посиделок с детьми в их комнате на ковре.
— И что же вы нашли в письме? — заинтересовалась я, потому что сама никакой подсказки не заметила. Кроме одной, Саид был уверен, что подарок мне не понравится. Неужели решил отдать мне какую-то рухлядь? Хотя не все ли равно, жить в степи я не собиралась.
— Не в письме, в дарственной. Вам, Анна, отдали дома и владения советника по внутренней безопасности. А на вечер, скорее всего, назначена его казнь, — хмуро произнес друг.
— Не могу сказать, что я удивлена, чего-то подобного и следовало ожидать. Но все же как-то некрасиво дарить мне дом этого советника. Скажите, Саид, как мне расценивать этот дар? — задумчиво произнесла я, попивая прохладный кумыс из пиалы.
Мне не было жаль неизвестного советника, его казнь — это итог либо его преступной деятельности, либо, наоборот, халатности. И даже то, что его семья впала в немилость, тоже понятное и закономерное явление. Но зачем к своим внутренним разборкам Джанжуур опять приплел меня? Решил одним махом выманить на такую идеальную приманку, как я, всех своих врагов и недоброжелателей? Или просто устранить чужими руками, раз уж сам пообещал мне защиту и покровительство?
— Подарить имущество врага своему соратнику — значит, оказать ему уважение. Но тут-то и кроется казус, женщина не может быть соратником, по нашим законам она не имеет права владеть чем-либо, кроме подаренных супругом украшений, одежды или лошади. Не смотрите на меня с таким изумлением, Анна. Этот обычай очень древний, он пошел еще с тех времен, когда кланы только образовывались, а степняки селились семьями. Набеги были не редкостью и если женщина успевала вскочить в седло, прихватив кое-какой скарб и малолетнего ребенка, ее не преследовали. Считалось, что это случилось по воле духов, а значит, угодно им.
— А я еще считала, что у варваров дикие законы, — хмыкнула я. — Страшно представить, что ждало эту беглянку в дальнейшем.
— Становилась либо младшей женой, либо наложницей, либо шла в услужение, — пожал плечами Саид. — Не могу сказать, что мне все это нравится, но это история моего народа.
— Кстати, у меня возник вопрос, — встрепенулась я. — Если с женами мне все понятно, брак и у вас заключается на всю жизнь, а что происходит с наложницами? Например, постарела или разонравилась? Что с ней делают?
— Есть закрытые невольничьи рынки, где всё продается и покупается, — поморщился Саид. — Но если вы спрашивали о князьях, то им не престало торговать таким имуществом, поэтому надоевших наложниц принято дарить.
— Как же это жутко, — вздрогнула я, у меня не укладывалось в голове, что где-то совсем близко существует рабство — этот пережиток прошлых веков.
— Возможно, но в основном рабами становятся воры, должники и другие люди, совершившие не слишком тяжкие преступления. И строго на определенный срок, по истечению которого могут опять считаться свободными людьми. С девушками сложнее, в основном их продают родители, которые слишком бедны, чтобы их дочерей взяли в жены. Но что хуже: стать наложницей состоятельного мужчины и познать радость материнства, или остаться в нищете и пополнить персонал публичных домов? Почему их? Потому что даже служанкой стать не так просто.
— Я поняла ваш намек, Саид. Не думайте, что я начну на каждом углу выказывать свое негативное отношение к рабству, но и делать вид, что поддерживаю его, тоже не буду.
— Ваше право, Анна. Я только об одном прошу вас, прежде чем что-то сказать или сделать, советуйтесь со мной, пожалуйста.
Саид улыбнулся, склонился, подхватил мои пальчики и запечатлел на них легкий поцелуй. Ничего особого, обычная учтивость в высшем обществе. Еще бы забыть ту затаенную борьбу с самим собой, что нет-нет да мелькала в глазах князя. Но он держался и только один раз за утро обратился ко мне на «ты».
— Думаю, нам стоит посетить ваш новый дом сейчас. Вы согласны?
— Почему бы и нет. — Я поднялась, опираясь на руку мужчины. — Но раз уж вы собрались стать моим советником, то вам и решать, что уместнее мне надеть в этой непростой ситуации?
— Вчерашний традиционный костюм, но с белым платком под хушпу — ту самую шапочку из монеток.
Саид серьезно воспринял мой вопрос и даже обрадовался ему.
— А почему платок белый? И как его повязывать?
Раз уж князю нравится отвечать на мои вопросы, то почему бы не дать волю своему любопытству.
— Белый цвет — цвет траура, в случае смерти родственника или правителя, все, в семье или в стране, одеваются в белые одежды. Ниямате, как наложнице, же таких почестей не полагается, но выказать уважение к Князю и надеть что-то белое, будет данью вежливости, — детально разъяснил Саид. — А повязывать платок не надо, один конец закрепить под хушпу, оставив остальные свободно свисать.
— Спасибо за весьма занимательную информацию. Может, вы еще расшифруете мне, что означает этот рисунок? — с улыбкой спросила я, сдвигая рукав на левом предплечье.
