Деньги у меня есть, те, что я от Аллы получил, мне их минимум до Нового Года хватит, даже если я на работу не устроюсь. Но сам факт того, что мне никуда ежедневно идти не надо будет, а придется дома сидеть, как-то угнетал. Мы все не любим свою работу, мы все гнусим: «Да пропади она пропадом», мы все ждем того часа, когда никуда не надо будет ходить, но случись так, что к тебе в гости нагрянет та самая свобода – и все. Человек начинает психовать, впадает в печаль, а то и кидается в крайности. И дело не только в потенциальном безденежье. Дело в нереализованности. И еще в том, что из жизни пропадает удовольствие. Вот тот же отпуск. Основной его смак ведь не в том, что ты отдыхаешь. Главное удовольствие в нем – что другие работают, пока ты балду пинаешь. А денежка все одно капает!
Я пока к такой свободе не готов. Морально не готов. Возможно, позже, когда мир Ночи станет для меня своим, я и сам пошлю работу куда подальше, подавшись на «вольные хлеба». Но не сейчас. Мне пока нужен некий якорь, который удерживает меня в привычной реальности и дает возможность ощущать себя тем, кто я есть.
Ну и подпитывает бюджет пусть и не очень большими, но зато регулярными денежными вливаниями.
Интересно, а эта увядающая красотка мне бы заплатила за услуги? И если да – то сколько?
Додумать эту мысль я не успел, поскольку в «переговорку» вошел наш доблестный предправ, за которым следовали Волконский и Ряжская.
– Добрый день, Александр, – сухо поздоровался со мной наш руководитель. – Объясни мне, почему ты отказываешься помочь Ольге Михайловне? Если ты не знаешь, то компания ее мужа является стратегическим партнером нашего банка. Скажу больше – не исключено, что вскоре «Р-индастриз» войдет в число наших акционеров, нам надо уставной капитал увеличивать.
– Сергей Станиславович, а госпожа Ряжская не говорила вам, о какой именно помощи она меня просит? – уточнил я.
– Нет, – равнодушно ответил предправ. – Саша, мы многопрофильный банк, а для определенной категории клиентов и вовсе универсальный. Ольга Михайловна входит в последнюю категорию. Нет, если она попросит тебя кого-то убить или начать готовить государственный переворот, ты вправе сказать ей «нет», но только потому, что это противоречит уголовному кодексу. Законы мы соблюдаем, как-никак в правовом государстве живем. Но даже в этом случае ты все равно обязан предложить ей альтернативные пути решения ее проблем, поскольку интересы клиента для нас приоритетны. Или ты считаешь по-другому?
Вот блин. И не знаешь, что ответить. Хотя, чего скрывать – еще пару месяцев назад я бы до подобной ситуации дело даже не довел бы. Потому что мне даже в кошмаре не приснилось бы то, что вот так, по собственной дури, можно поставить свою, пусть и неказистую, карьеру в банке под удар.
А самое обидное, я для себя никак не могу решить, что для меня важнее – «да» или «нет»? Ну вот не доводилось мне раньше принимать такие решения. В каком-то смысле – судьбоносные. Нет, по мелочам – сколько угодно, а вот что-то серьезное… Всю жизнь до того за меня все всегда кто-то решал – родители, учителя, жена, должностная инструкция. Захар Петрович покойный тоже судьбой моей распорядился, даже разрешения на это не спросив.
Я же сам всегда просто двигался вниз по течению. И только.
Но вот сегодня тот самый день, когда надо серьезное решение самостоятельно принимать. Чуть ли не впервые в жизни. И спросить совета не у кого, и посоветоваться не с кем.
Может, это и хорошо? Может, пора наконец-то строить свою жизнь самому? Трудно, страшно, но…
Но мне это по душе.
– Считаю, – мысленно выдохнув, заявил я. – Есть вещи, которые лично я сделать не могу. Просто в силу того, что это невозможно.
– Смолин, когда говоришь подобное, не забывай добавлять что-то вроде «по моему личному мнению». Для нашего банка невозможного нет, – потерев короткую модную щетинку на подбородке, сообщил мне предправ. – В пределах Солнечной системы.
И он подмигнул Ряжской, как бы намекая на то, что шутка шуткой, но мы и на самом деле ого-го какие!
– Нет проблем, – развел руками я. – По моему личному мнению, наладить прямой вербальный контакт с покойной матушкой госпожи Ряжской не представляется возможным, даже исходя из того, что для нас нет невозможного. Не исключено, что какой-то другой специалист нашего банка, из казначейства или из бухгалтерии, и сможет это сделать, но только не я. Не обучен подобному, уж извините.
Предправ, уже было открывший рот для того, чтобы выдать очередную полуафористичную фразу о величии нашего банка и его клиентоориентированности, не нашелся что сказать, закашлялся и с живым интересом посмотрел на Ряжскую.
– Ну вот такое у меня пожелание, – не моргнув глазом, сказала женщина. – Считайте это моей чудачинкой, эдакой милой сумасшедшинкой.
– Н-да, – почесал свой аристократичный нос Волконский. – Теперь я видел все.
Димка был парень славный, как я и говорил, но очень уж повернутый на карьере, потому он мигом пожалел о том, что сказал, это было по нему видно.
А зря. Прозвучало в тему.
– Неожиданно, – признался предправ. – Если можно, вопрос?
– Конечно, – милостиво разрешила ему Ольга Михайловна, занимая свое место в кресле и изящно закинув одну ногу на другую.
– А вам это зачем нужно? Нет, я тоже любил своих родителей, но не настолько, чтобы тревожить их тени в загробном мире.
Ситуация мне начинала помаленьку нравиться. По крайней мере, я уже был в плюсе – как-никак, а растерянным до того я нашего предправа ни разу
