только принять или отвергнуть. Примешь – станешь одним из многих. Отвергнешь – станешь изгоем, которому дозволено все до тех пор, пока за ним не придет Смерть. Таких изгоев немного, но это проклятое семя все еще топчет дороги мира.
– Потомки Кащея? – сообразил я, о ком она ведет речь. – Да, те еще уроды. Я тут с одним недавно сцепился, и здорово его разозлил. Он меня даже убить пообещал.
Губы Мораны искривились, это было первое изменение в ее лице с той поры, как я его увидел. До того они не шевелились даже тогда, когда она говорила. Выглядело подобное диковато, но, поскольку это сон, я не особо стал загоняться по данному поводу.
– Хорошая жертва, – сказала она мне.
– Вы имеете в виду меня? – уточнил я. – Если он меня грохнет, то это будет хорошая жертва?
– Не он тебя, а ты его, – пояснила Морана. – Пусть будет так! Я приму его от тебя как закладной дар. И даже сердце не придется вырывать, как ты и хотел. Эту погань надо выжигать как гадючье гнездо, тут добрая сталь не поможет.
– А если чужими руками? – сразу уточнил я. – Ну костерок не конкретно я запалю, а кто-то другой? Всяко может повернуться, согласитесь?
– Главное, крикни, когда пламя вскинется вверх как столб: «Морана, эта жертва тебе». И тогда я пойму, что ты принял меня как свою повелительницу, и наши судьбы связаны воедино до самой твоей смерти. Поверь, ведьмак, если все будет так, то ты обретешь больше, чем потеряешь.
Хреновая рекламная компания, прямо скажем. Нет чтобы перечислить все, что я получу в этом случае. Ну или хоть обозначить как-то. А так прямо какой-то кот в мешке получается.
– Идет, – тем не менее, сказал я. – На том пока и остановимся.
На мои щеки легли ледяные ладони, глаза Мораны приблизились, и я ощутил, как наши губы соприкоснулись.
– Ты отмечен мной, ведьмак, – не отпуская мое лицо, сказала она мне. – Это тебя ни к чему не обязывает, это мой тебе дар.
– И что он дает? – решил особо не скромничать я.
– Узнаешь, – губы богини искривила улыбка. – Главное, помни о том, что в мире осталось еще много тех, кто некогда служил мне, они увидят то, что должно. Но и те, кто поклонялся моим врагам, никуда не делись. Будь внимателен, будь мудр, старайся отличить правду от лжи, а дружбу от ненависти. И помни о том, что часто одно от другого отличить очень трудно. А теперь – прощай.
И вот тут я снова проснулся. Правда, вокруг темноты никакой не было, а были самые обычные предрассветные сумерки. И все вокруг было привычно и знакомо – диван, шкаф, кресло с посапывающим на нем Родькой.
На всякий случай я себя ущипнул. Нет, все нормально. Мне больно, а значит, это точно не сон.
А вот то, что я видел, когда спал… Интересно, это было взаправду, или подсознание выкидывает фортеля? С таким-то количеством геморроев это неудивительно. Кстати – в последнее я верю куда больше. Не потому, что мне так спокойнее, а просто потому, что это звучит реалистичнее.
Но можно и проверить. У меня есть личная лакмусовая бумажка на такой случай.
– Родька, – приподнявшись на локтях, гаркнул я. – Подъем.
Мой слуга и не подумал просыпаться, знай себе сопел в две дырочки.
– Совсем разболтался, – посетовал я и запустил в него подушкой.
– А, чего? – переполошился мохнатик и замахал лапами, отбиваясь от внезапно напавшего противника. Само собой, подушку он победил, а после уставился на меня.
– Сюда иди, – потребовал я, спуская ноги на пол. – Смотри в оба. На меня, чудило, на меня. Ничего не замечаешь?
Что в Родьке хорошо, так это то, что лишних вопросов вроде: «а зачем» и «чего я должен увидеть» он не задает. Спрыгнул с кресла, подбежал и выполнил требуемое.
– Ну? – требовательно спросил я. – Чего?
– Волосы растрепаны, – почесав левое ухо, произнес Родька. – Прыщик на подбородке вылез. Что еще? Рубашка мятая, и воротник у нее грязный. А, понял! Постирать и погладить, да?
– И это все? – уточнил я.
– Еще портки надо погладить? – начал нервничать Родька. – Хозяин, да я бы еще с вечера, но ты же в них сам спать залег. А так бы я…
Судя по всему, это все-таки был только сон. Чтобы слуга ведьмака не распознал дар богини, пусть и древне-затрапезной? Да ну, не бывает.
Надо бы «афобазол» попить маленько. Или «глицин». Нервишки подлечить. Тогда и хрень всякая сниться не будет.
Тем временем Родька начал нервничать и перебирать все возможные причины такого моего поведения.
– Хозяин, если ты насчет тех сухарей с сахаром и изюмом, так это не я их съел, а Кузьмич, – затараторил он. – Кузьмича ведь завсегда приветить надо, а он такие сухари…
– Телефон неси, – сказал я Родьке, не дослушав трогательную историю о гастрономических пристрастиях Кузьмича. – И чайник потом поставь, завтракать будем.
Надо Мезенцевой позвонить. Ну да, на дворе шесть утра, но почему бы и нет? Она девочка необычная, так будем соответствовать. Как там у
