– Натуральней не бывает, – хмыкнул я. – Сам недавно узнал. Так что не волнуйся и не ревнуй. Твоим буду, никуда не денусь.
– Договаривались ведь, – укоризненно посмотрела на меня Мезенцева.
– Про шутки договора не было, – заявил я. – Что Колька сказал?
– Какой Колька? – захлопала ресницами Евгения. – Ты о чем?
– Ты же ему звонить ходила. Ну не совсем же я идиот, правда? Два и два сложить могу.
– Да прямо уж так и не идиот? – Мезенцева поняла, что палка потихоньку перегибается и выставила перед собой ладони. – Ладно-ладно, глупая шутка. Но я женщина, мне простительно.
Я ничего не сказал, только рукой махнул – излагай, мол.
– «Спасибо» велел сказать за подарок, – сообщила мне Мезенцева. – И еще просил сходить и купить мне чашку кофе и тортика кусочек, того, что с кремом и орешками. Последнее – обязательно.
– Поторопилась ты со звонком, – с некоторым злорадством сообщил ей я. – Я ведь не все еще подарил, что хотел.
– Как, еще что-то осталось? – изумилась Евгения. – Ну-ка – ну-ка! Только сначала торт и кофе, а?
– Не-а, – покачал головой я. – Тебе все одно ему еще раз звонить, вот и воспользуешься моментом, пока я буду в очереди стоять.
А вообще, это свинство. У нее есть телефон для экстренной связи, а у меня нет. Вот так мало ли что – и не дозвонишься никуда. Да, это придирки. Но я имею на это право. Если уж припахиваете меня к своим делам, так будьте любезны соблюдать и мои права.
– Вредный ты. – Женька подперла подбородок ладонью. – Я бы тоже с тобой развелась.
– Вот ты гадости говоришь, вместо того чтобы похвалить, – скорчил обиженную гримаску я. – А стоило бы. Я вам, кроме книги покойного Артема Сергеевича, еще и его слугу нашел. Афанасием кличут.
– Это как у тебя, мохнатого такого? – оживилась Евгения – Он прикольный! Прожорливый, правда, все мое печенье тогда стрескал.
– Он не прожорливый, а полезный. Тоже мне, сотрудница отдела «15-К», – даже немного обалдел я от такой реакции. – Представь себе, сколько всего этот мохнатый бедолага знает. И рассказать сможет. Причем, заметь, без малейшего нажима с вашей стороны.
– Сейчас не поняла, – посерьезнела Мезенцева.
– Его Афоней зовут, и он теперь бомж, – объяснил я. – В прямом смысле. Хозяин помер, сила его почти целиком в никуда сгинула, так что служить ему некому теперь. Вот он и бродяжит. Мало того – спиваться начал.
– Бе-е-едненький, – жалобно вздохнула Женя.
Отдельно замечу – абсолютно искренне.
– Вот-вот, – поддержал ее я. – Так давайте, приютите его у себя, к делу приставьте какому-нибудь. Это существа работящие и неглупые, поверь, я знаю, о чем говорю. И доверять им можно, не то что отдельно взятым гражданам. Но только условие – не обижать его.
Евгения задумалась, я же, как и обещал, отправился за кофе.
– Берем, – еще до того, как я поставил перед ней напиток и торт, сообщила мне она, убирая телефон в чехольчик, а чехольчик в рюкзачок. – Нам такие кадры нужны. Слушай, а как ты его вообще нашел?
– Не «как», а «где», – поправил ее я. – На кладбище он временно проживает, на том самом, где его патрона грохнули. Под сенью могил обитает, постоянно голодный, зато перманентно поддатый. Надеюсь, не надо объяснять, что я там, на кладбище, делал?
– Почему же не надо? – Женька колупнула ложечкой торт. – Обязательно надо!
– Не наглей, рыжая, – посоветовал ей я. – Меру знай.
– За «рыжую» потом отдельно с тобой рассчитаюсь, – пообещала мне Мезенцева. – Еще в детстве задолбали меня этим словом. Но мера наказания будет смягчена за то, что «бесстыжая» не добавил. И все-таки?
– Жень, работаю я там, – устало произнес я. – Сама же говорила – отношения с миром у меня перешли на другой пласт бытия, потому для меня кладбище теперь если и не родной дом, то уж точно не просто место последнего упокоения людей. Там его и встретил. Пообещал помочь, пристроить в хорошие руки.
– Мои – хорошие? – Женька показала мне свои ладошки.
– Прекрасные, – заверил ее я. – Лучшие в мире. Так бы целовал и целовал.
– Дурак, – не оценила мой комплимент девушка и снова начала поглощать торт.
Собственно, на этом наш то ли обед, то ли ужин и закончился. Минут через пятнадцать мы вышли на улицу, где оказалось неожиданно хорошо.
Пока мы ели, пили и общались, облачность рассеялась, и сейчас небо радовало взор той особенной пронзительной предвечерней синевой, которая говорит любому москвичу о том, что лето заканчивается и осень уже стоит на пороге.
– Слушай, а когда этого Афанасия забрать можно будет? – уточнила Мезенцева, поправляя лямки рюкзачка.
– Да хоть бы в среду, – предложил я. – У меня на кладбище дела кое-какие есть, я туда ближе к ночи собираюсь наведаться. Давай созвонимся, вы подъедете, я к вам его выведу.