полечила чтоб, значит. А он воротился и молчит все. Ни слова не сказал с тех пор.
Осознание прошибло, словно током. Перед ней сидела бабушка того мальчика, что она вчера напугала и про которого умудрилась забыть самым бессовестным образом. К тому же еще и заика. Стыд-то какой! Что если он теперь и не заговорит вовсе? Что же делать? Как разруливать еще и эту проблему, от которых уже спасу нет?
— Я вот думаю, может кто сказал ему что в пути-то? — продолжала старушка, не замечая Вериного состояния. — Или обругал его? Вот и пришла спросить, может ты что знаешь?
Добрая душа! Она даже не подозревает Веру — столько порядочности в этой простой деревенской женщине. Но легче от этого не становилось. Нужно что-то делать и немедленно.
— А Ваня сейчас дома? — уточнила она.
— Дома. Школу опять прогуливает, — горестно вздохнула женщина.
— А пойдемте к вам. Я попробую поговорить с ним. Может что и узнаю.
Гостья радостно засуетилась, а Веру опять затопила тоска. Ну кто она, как не шарлатанка? Да от нее в деревне одни беды! Народ ждет помощи, а она бессильна, как сдувшийся шарик, и пустая, как вон та банка из-под сметаны, остатки которой сегодня доел Лапуля. Но она должна что-то предпринять. Речь идет о ребенке, и отмахнуться она не имеет права. К тому же история его нашла такой живой отклик в ее душе. Она представила, как того дразнят в школе и точно знала, каково ему приходится. В школе и ее дразнили за худобу. Как только не называли: и щепкой, и кощеем бессмертным и даже царевной жабой. Потому чувства ребенка-изгоя понятны ей, как никому.
Подходя к дому бабушки Ивана, Вера залюбовалась резным крыльцом. Оно было похоже на маленький теремок. Ступеньки полые с причудливым узором. Так же необычно смотрелся козырек в виде треугольной крыши. Столбики и перила с балясинами тоже витиевато вырезаны. Поражала фантазия автора. В узорах не было конкретики, сплошной креатив и абстракция. Но сколько природного вкуса, что Вера не удержалась и спросила, кто автор сей красоты.
— Так Ванечка же! Он постоянно что-то мастерит. А какие цветы он у меня выращивает! Вся деревня ходит любоваться. Вот посмотришь летом…
Вот тебе раз! Мальчик десяти лет, а насколько талантлив! И зачем ему школа, раз он такие вещи руками делать умеет? Но за крамольные мысли Вера тут же себя обругала — общее образование еще ни одному истинному таланту не помешало.
Ваня сидел за столом и что-то вырезал из дерева, ловко орудуя маленьким ножичком. На них он глянул мельком, не выказывая ни интереса, ни удивления. Гости в этом доме не редкость, догадалась Вера, а ее он просто-напросто не узнал. Еще бы! Вчера-то он увидел Фантомаса.
— Ванюша, у нас гости! Накрывай на стол. Вчерась ты так и не дошел до внучки бабы Антонины. Вот я ее и привела.
Вера поймала напряженный взгляд ребенка, в котором начало проступать понимание с примесью страха.
— Не бойся меня, — поспешила успокоить она. — Вчера у меня на лице была маска, мятная, — зачем-то добавила. Как будто ему не все равно, чем она мажется. — Женщины иногда так делают, чтобы быть красивыми.
Сказала и сама покраснела, заметив недоумение в глазах ребенка. Ну как ему объяснить доходчиво, зачем женщины следят за своим лицом? Да и надо ли? Взрослые-то мужики порой не понимают этого. Вон и Макс ржет, стоит ей только накраситься, что случается по праздникам. Ржет и не понимает, насколько это выглядит оскорбительным. Может она и на Афродита, но тоже не прочь кому-нибудь понравиться.
— Ты прости меня, что напугала вчера, — продолжила Вера, отвлекаясь от грустных мыслей. — Я не слышала, как ты вошел, да и про маску забыла? А ты как себя чувствуешь? — спохватилась она.
— Не хочешь говорить, так хоть кивни, если нормально, — попросила она, когда поняла, что отвечать ей Ваня не собирается.
С явной неохотой ребенок кивнул и вернулся к своим занятиям. Хорошо, его бабушки не было в комнате, иначе Вере стало бы стыдно разговаривать начистоту.
— Послушай, Вань. Расскажу только тебе, потому что чувствую, что мы могли бы подружиться. Никому другому не могу открыться. А ты, знаю, что сохранишь мою тайну. Не умею я людей лечить. — Вера замолчала, пытаясь определить его реакцию по глазам. Он смотрел с недоверием и легкой иронией. — Не научила меня бабушка Антонина, не успела. Я и живой-то ее не застала, и до этого ни разу не видела. И тяжело мне… люди идут со всякими болячками ко мне, не понимают, что это напрасный труд. И как донести до них, что я бесполезна, не знаю. Вот и тебя вчера напугала, только хуже сделала.
— Не сделала.
Вера даже подскочила от неожиданности, когда Ваня заговорил чистым еще по-детски тоненьким голоском.
— Я перестал заикаться.
— А почему же молчишь?
— Боюсь. Вдруг это вернется.
Что тут скажешь? Его страх был ей понятен. Точно так же, до сих пор, она боялась похудеть. Наверное, поэтому и не страдала почти никогда отсутствием аппетита. А когда встречала сердобольных знакомых на улице и слышала «Как ты похудела!», то впадала в непродолжительную
