Дойл подъехал почти сразу же, он тоже был зол, но на то были другие причины. Ему не было дела до непойманного оленя и неподстреленного кабана, но от произошедшего в конце утренней охоты его пальцы до сих пор нервно подрагивали и то и дело судорожно стискивали повод и гриву коня.
В шатер он вошел, почти не сомневаясь в том, что услышит. И не ошибся.
-- Проклятье, Дойл! Ты сумасшедший!
Не имея возможности сжимать повод, Дойл крепко сжал правый кулак, заставляя кожаную перчатку трещать от натяжения.
Эйрих продолжал:
-- Ты совсем потерял разум, гоняясь за мыслимыми и немыслимыми врагами! Если бы не ты...
-- Ты сейчас лежал бы на постели в разодранным брюхом, -- выдохнул Дойл негромко.
-- Нет, брат. Я бы сейчас возвращался с охоты с дивным трофеем -- как и полагается королю.
Эйрих с силой ударил кулаком по столу, и тот зашатался.
-- Я там был, Эйрих. И я уверен, что в этой схватке проиграл бы ты.
На охоте Дойл не обращал никакого внимания на собак и крики ловчих, держась в двух-трех корпусах от Эйриха. С ним ехали тени, занятые тем же самым делом -- сохранением королевской жизни. Поэтому, когда перед королем вылетел матерый секач, и Эйрих в порыве какого-то безумного героизма спрыгнул на землю и пошел на него с одним мечом, Дойл не колебался, давая приказ убить зверя.
Помешал сам Эйрих, бросившийся в атаку слишком рано -- Дойл пустил на кабана коня и напугал его, стрела одного из теней ушла в молоко, зверь сбежал.
-- Я воин, а не нежный цветок, который нуждается в твоей защите, -- прорычал Эйрих тихо.
-- Ты -- король. И у тебя есть обязанности. Первая из них -- беречь собственную шкуру.
Эйрих резко подошел к нему, наклонился к лицу и прошипел:
-- Довольно. Я сказал -- довольно. Не желаю слышать ни слова об опасностях, заговорах и прочем. Ты и так своими подозрениями заставил меня... -- он выдохнул и добавил зло: -- заставил меня бояться.
-- Эйрих...
-- Уйди. Немедленно. И не показывайся мне на глаза до вечера.
Дойл сжал зубы, на щеках надулись желваки. Хотелось ударить Эйриха, привести его в чувство -- но он знал, что не выйдет. Эйриха невозможно было переубедить. Во всяком случае, пока. Бешеный дедов темперамент.
Ничего не говоря, Дойл развернулся и вышел, в глубине души надеясь, что сейчас ему подвернется кто-нибудь, на ком можно будет выместить злобу. Подошел бы кто угодно -- любой лорд, любой слуга. Кто-то мог окрикнуть его с дурацким вопросом или слишком близко пройти рядом. Кто угодно.
-- Милорд Дойл! -- раздалось сзади, и Дойл едва не застонал, потому что голос принадлежал одному из немногих людей, которые совершенно не подходили для его целей. Не оборачиваясь, он ответил:
-- Позже, леди Харроу!
-- Это важно!
Он тихо зарычал от бешенства и повторил:
-- Я поговорю с вами позже.
Во имя Всевышнего, он не хотел ее сейчас видеть и слышать. Кто угодно -- кроме нее и, пожалуй, Кэнта.
-- Господин глава тайной службы! -- выкрикнула она, и Дойл был вынужден остановиться и обернуться. Леди Харроу не была похожа на женщину, которая стала бы так шутить. Значит ли это, что произошло нечто необычное и опасное?
-- Я вас слушаю, леди Харроу.
Она бежала за ним и запыхалась, и его злость невольно уменьшилась, когда он увидел ее раскрасневшееся лицо и ярко горящие глаза. Она остановилась, перевела дух и протянула руку. На раскрытой ладони лежал небольшой предмет.
Дойл взял его и внимательно осмотрел -- это был короткий, но острый металлический шип.
-- Где вы это взяли?
-- Под седлом моей кобылы. Он не вонзился до конца -- был положен неправильно, с расчетом на мужскую посадку, -- быстро проговорила она. -- Я всегда сама расседлываю своих лошадей -- разумеется, с помощью слуг. И именно слуга нашел это. Я... я не понимаю, что это значит, но решила, что вы должны знать.
-- И вы невероятно правы, -- Дойл еще раз изучил шип, а потом выругался сквозь зубы, прибавив: -- извините.
Он перестал что бы то ни было понимать -- совершенно и категорически. Он мог понять покушение на себя. Он ожидал покушение на короля. Но причем здесь леди Харроу? Если бы преступник все рассчитал правильно, и шип вонзился бы коню в спину, леди Харроу ни за что не удержалась бы в седле и погибла бы или получила бы тяжелые ранения. Но зачем? И почему именно на первой охоте, где ничего не произошло?
Догадка была простой.