начал работу III Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Эти съезды объединились, и таким образом возник единый высший орган власти. Съезд одобрил роспуск Учредительного собрания. Судя по воспоминаниям очевидцев, роспуск Учредительного собрания в тот момент не привлек большого внимания (он стал важной темой совсем недавно, во время перестройки).
Р. Пайпс в своей книге отдал очень большое место описанию разгону Учредительного собрания. В конце он выдал такую сентенцию: «Роспуск Учредительного собрания был встречен населением с поразительным безразличием… Массы почуяли, что после целого года хаоса они получили наконец “настоящую” власть. И это утверждение справедливо не только в отношении рабочих и крестьянства, но, парадоксальным образом, и в отношении состоятельных и консервативных слоев общества — пресловутых “гиен капитала” и “врагов народа”, презиравших и социалистическую интеллигенцию, и уличную толпу даже гораздо больше, чем большевиков» [60].
Примирения не произошло, отказ правых эсеров от сотрудничества с Советской властью направил события в худший коридор. Признание эсерами Советской власти, по мнению В.И. Ленина, предотвратило бы гражданскую войну. Он писал: «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной. Ибо против такого союза, против Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов никакая буржуазией начатая гражданская война немыслима, этакая “война” не дошла бы даже ни до одного сражения» [61, с. 222].
Тот демарш, который устроили эсеры в Учредительном собрании, — это отказ от здравого смысла, типичная ошибка, о которых говорили Суханов, Пайпс и теперь Явлинский. После 25 октября подобные скандалы были неуместны, ситуация уже оставляла только одну дилемму — примирение или война. Петь «Интернационал», а потом убегать к белочехам и Колчаку возмущало все стороны, которые готовились к смертному бою. Понятно, почему Колчак послал отряд «переловить эту керенщину» и расстрелять. Все эти странные социалисты со своими метаниями профанировали трагический порыв добровольцев Белой армии. Товарищи эсеры и меньшевики не понимали, что начинается…
Ленин в долгом споре с меньшевиками и эсерами о том, почему Временное правительство отвергло требование населения разрешить или хоть смягчить критические актуальные проблемы, сказал им: «Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого не сделали? Потому, что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием» [137]. Это — довод от здравого смысла, который определяет первый слой причин. Такая структура проблемы позволяет людям увидеть достаточную причину, чтобы выработать свою позицию, оставляя более глубокие причины в «черном ящике».
С.Н. Булгаков в своем трактате «На пиру богов», в котором он «моделировал» расстановку групп интеллигенции в революционной России, представил такой взгляд боевого Генерала: «Уж очень отвратительна одна эта мысль об окадеченной “конституционно-демократической” России. Нет, лучше уж большевики: style russe, сарынь на кичку! Да, из этого еще может толк выйти, им за один разгон Учредительного собрания, этой пошлости всероссийской, памятник надо возвести. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться-б!» [62].
В действительности, как раз у господ кадетов не было такой хватки — потому что они шли наперекор здравому смыслу. Интенсивность «мертвой хватки» определяется не строгостью режима, а представлением о реальности и динамике главных систем. По сравнению с Царским правительством и Временным правительством советская власть отличалась быстрой адаптацией к
Есть серия эпизодов, в которых представлены ситуации столкновения здравых смыслов разных групп. Вот пример такого конфликта и как он разрешался. Ленин принял доктрину развития промышленности в форме довольно длительного этапа
Ленин так объясняет свою доктрину на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г.: «Что такое государственный капитализм при Советской власти? В настоящее время осуществлять государственный капитализм — значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который капиталистические классы проводили в жизнь… Всякий не сошедший с ума человек и не забивший себе голову обрывками книжных истин должен был бы сказать, что государственный капитализм для нас спасение. Я сказал, что государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого, нам грозит стихия мелкобуржуазного разгильдяйства, которая больше всего историей России и ее экономикой подготовлена и которая как раз этого шага, от которого зависит успех социализма, нам не дает сделать…
Левые коммунисты пишут: “Введение трудовой дисциплины, в связи с восстановлением руководительства капиталистов в производстве, не может существенно увеличить производительность труда, но оно понизит классовую самодеятельность, активность и организованность пролетариата. Оно грозит закрепощением рабочего класса…”. Это неправда; если бы это было так, наша русская революция в ее социалистических задачах, в ее социалистической сущности стояла бы у краха. Но это неправда. Это деклассированная мелкобуржуазная интеллигенция не понимает того, что для социализма главная
