Хозяин, не уступавший никому роль тамады, поднялся и на сей раз, предложив выпить за победу Великого Октября во главе с величайшим гением человечества, основателем коммунистической партии, организатором и вдохновителем победы — Владимиром Ильичом Лениным.
Все поднявшиеся вслед за вождём стоя опустошили бокалы. Осталась сидеть и не подняла свой фужер одна лишь Надежда Сергеевна.
Минутное напряжение гостей рассеял Вячеслав Молотов. Обратившись к сидящему рядом Иосифу Виссарионовичу сказал:
— Дорогие друзья, а теперь давайте нальём и поднимем бокалы за вдохновителя и организатора всех наших побед, за верного соратника и продолжателя дел Ильича, за нашего любимого друга, ведущего всех нас и народы нашей страны к светлому коммунистическому будущему! Долгих вам лет жизни и крепко держать руль величайшего из флагманских кораблей — Страны Советов.
Раздались возгласы: «Ура-а-а!» И вновь все залпом осушили бокалы.
Надежда Сергеевна по-прежнему продолжала сидеть, склонив голову, с грустью глядя на свой бокал. Кто-то из сидевших рядом шепнул: «Надюша, за Иосифа Виссарионовича не выпить нельзя».
Аллилуева подняла голову и невольно глянула на мужа. На каменном лице Сталина дрогнули и чуть сдвинулись брови, на лбу пролегла глубокая складка напряжения, отчего лоб стал ещё уже. Жёлтые от табачного дыма зубы разомкнулись.
Уставившись на жену холодным, пронизывающим взглядом, он грубо крикнул:
— Эй, ты, пей!
— Я тебе не «эй ты!» — дерзко бросила вызов Надежда Сергеевна и, порывисто поднявшись из-за стола, уверенно направилась к двери. За ней поспешила Полина Семёновна Жемчужина, жена Молотова.
После минутного замешательства в зале воцарилась тягостная тишина. Сталин, ничем не проявив своего волнения, по крайней мере внешне, отставил пустой бокал в сторону, взял лежавшую на пепельнице погасшую трубку и, направившись к кухонной двери, спокойно сказал:
— Прикурю, забыл спички.
Гости сели на свои места, с минуту молчали, словно на похоронах, затем одни заговорили тихо, другие вышли на балкон, чтобы покурить, третьи стали медленно прохаживаться по залу в ожидании возвращения хозяина.
Сталин вернулся с дымящейся трубкой и важно уселся на своё место, гости тоже поспешили занять свои кресла. Когда кремлёвский кёльнер поставил перед вождём пустой фужер и склонился, чтобы наполнить его хванчкарой из бутылки, завёрнутой в белоснежную салфетку, Сталин неловким движением искалеченной левой руки отстранил его, взял бутылку коньяка, наполнил бокал и залпом выпил.
Примеру хозяина последовали и гости.
Обстановку разрядил весёлый, добродушный Серго Орджоникидзе, предложив очередной тост — за детей.
Так что, уважаемый тайный советник вождя, Надежда Сергеевна в тот час не была взвинчена и не восклицала гневно: «Пир во время чумы!», «Сборище демагогов!», «Вы тут болтаете о своих успехах, изощряетесь в похвалах, превознося друг друга, а по стране стон катится от ваших мудрых решений, половина земли не возделывается, мужики в город бегут, тюрьмы забиты до отказа!».
Аллилуева для таких публичных сцен была слишком воспитана, и не на тифлисском майдане, а в среде дореволюционной петербургской гимназии.
Однако претензии по поводу того, что творится в стране, того, к чему уже привёл и к чему может ещё привести народ её «царственный» супруг в неизменном френче, она ему высказывала, и в не менее резкой форме, только наедине.
В ту студёную ноябрьскую ночь долго прогуливалась Аллилуева с Жемчужиной по освещённому кремлёвскому двору И один Бог знает, о чём говорили две неглупые женщины, жёны вершителей судеб России. Но нет сомнения в том, что Надежда Сергеевна, привыкшая к хамству, нецензурным эпитетам, ехидным колкостям «избранника фортуны, на котором лежит отпечаток истории», успела поостыть и успокоиться.
А потому, придя домой, она устало улеглась в постель.
Где-то далеко за полночь вернулся Сталин. Надежда Сергеевна не спала. Быть может, какое-то предчувствие томило её. Не спала и прислуга, притаившись на своей половине и навострив уши.
Конечно, и экономка Каролина Тиль, и няня Саша Бычкова слышали неторопливые, тихие шаги и какой-то безгласный шум в спальне хозяйки и звук глухого выстрела.
Обезумевший от выпитого коньяка, сделав своё чёрное дело с присущим ему чудовищным коварством, он достал из тумбочки дамский пистолет, вложил его в ещё не остывшую руку жертвы и так же тихо, по-кошачьи, ступая как насытившийся хищник, удалился в свой кабинет и свалился на диван.
Когда шум в доме стих, а из кабинета хозяина донёсся храп, мадам Тиль на цыпочках подошла к спальне хозяйки, осторожно приоткрыла дверь и, в ужасе отпрянув, оцепенела.
Придя в себя, Каролина бросилась в детскую, шепнула няне и поспешила к тому, под чьим бдительным оком текла жизнь в кремлёвской квартире
