манить сказочные богатства Индии, он двинул войска в сторону «золотых» городов долины Инда.
Да, видно, иссяк воинственный дух легионеров-завоевателей в утомительных походах. Сковал тяжёлый недуг и самого царя в пути. И только когда смерть, не щадящая ни великих, ни униженных, стала у изголовья венценосца, он выразил последнюю волю: везти его бренные останки на родину в бочке мёда с оголённой рукой, чтобы видели люди, что ничего на тот свет он не унёс.
К сорока-пятидесяти годам к одарённому человеку приходит мудрость и истинное понимание жизненных ценностей, его разум начинает различать необходимое, возможное и абсолютное, что не всегда доступно в молодости. Даже в глубокой старости он сохраняет ясность ума и логику мышления.
Слабоумные с возрастом тупеют, и дело у них доходит до старческого психоза и даже маразма.
Последних во все времена умели отличать от здравомыслящих, почтительно относились к их сединам, но в совет старейшин не вводили, племенными вождями не избирали.
О феномене Александра Македонского стали говорить люди молодые и среднего возраста, рвущиеся к власти с начала перестройки, когда старикам объявили «холодную войну» и, невзирая на лица, заслуги и знания, в буквальном смысле стали изгонять с руководящих постов.
Популярный в советское время лозунг гласил: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт». Жаль, что молодые не всегда хотят идти по дороге, а старикам уже нельзя. Но, к сожалению, всё приходит слишком поздно: мудрость — к живым, слава — к мёртвым.
Сталинисты, страдающие ностальгией по временам, когда любимый вождь создавал им условия жизни близкие к райским, тоже на каждом шагу твердят о недооценке великих заслуг вождя и его феноменальности.
О тех, кто создавал славу Александру Македонскому, я уже сказала.
В отличие от Сталина Александр — баловень судьбы. Ещё с колыбели, ослеплённый жаждой военной славы, привыкший и к суровому военному быту, и к блеску и роскоши царской жизни, он считал себя потомком Ахиллеса и всю жизнь мечтал превзойти его.
Александр не успел познать себя, но прозрел перед смертью.
А сущность сознания и личности Сталина, кажущаяся непознаваемой для некомпетентного в медицинском отношении покорного окружения, таилась в хроническом душевном заболевании — паранойе.
Такие правители — предшественники Сталина по складу характера и психики, — известны с древних времён. В Иудее — царь Ирод, в Риме — император Нерон, в России — Иван Грозный, в Турции — кровавый султан Абдул-Гамид, в Германии — Адольф Гитлер.
Роковой выстрел
Семейная жизнь Надежды Аллилуевой не складывалась. И вовсе не потому что, потеряв интерес к мужу, она стала отдавать детям всё тепло своей души. И даже не оттого, что психически неуравновешенный муж был с ней невнимателен и груб. Ко всему этому она привыкла и давно смирилась.
Дело в том, что с глаз молодой женщины, по уровню мышления, образования и культуре стоящей много выше Сталина, спала розовая пелена обманчивого благополучия.
Способная критически оценивать всё происходящее в Кремле и в стране в целом, она не могла не реагировать и не высказывать ему своего мнения, порой в самой дерзкой форме, какую не смел позволить себе никто больше.
Надежда Сергеевна люто ненавидела Берию, Ежова, других пресмыкающихся чудовищ в человечьем обличье. И в лице самого близкого человека, мужа, она видела беспощадного, мстительного, обуреваемого дикой злобой тирана и презирала его.
Ведь Надежда Сергеевна давно и близко знала многих, против кого Сталин и его приспешники строили козни. Знала как людей честных, преданных партии и советской власти, не щадивших собственной жизни ради утверждения свободы, равенства, демократии. Как людей несгибаемой воли, не склонных к раболепству, лжи и лицемерию.
Конфликты в их доме стали явлением постоянным. Сталин, как вы пишете, Николай Алексеевич, «психовал». Да не просто психовал, в его болезненном сознании зарождалась подозрительность и недоверие по отношению к молодой жене.
Надежда Сергеевна не раз хотела бежать подальше от мужа, в Среднюю Азию, где жила её сестра Анна.
Самые близкие друзья дома — Серго Орджоникидзе, Николай Бухарин, Авель Енукидзе и бывавший наездами Сергей Киров отговаривали её, призывали к смирению, терпимости ради детей, учитывая положение Сталина как главы государства.
Кульминацией семейной жизни Сталина стал день пятнадцатой годовщины Октябрьской революции. Традиционный банкет давался в кремлёвских апартаментах генсека.
Пригласили самых близких и верных, покорных членов правительства.
