кабинете, позвонил. Трубку взял Поскрёбышев, он и доложил Сталину. Генсек ответил через Поскрёбышева, что занят важным вопросом и принять его не может.
Отказы повторялись несколько раз в течение всего месяца, при всякой попытке встретиться на работе или на дому.
Сталин нервничал, боялся, что Орджоникидзе может выступить с разоблачительной речью в его адрес. Не пощадит ни Берию, ни Ежова, обвинит их, как обвинил Ягоду в убийстве Кирова.
Обострённое чувство интуиции, болезненная подозрительность и страх за собственную жизнь не дали Сталину встретиться со старым товарищем по партии Серго, который в гневе мог потерять рассудок.
Предчувствия его были не напрасны. Да, Григорий Константинович хотел покончить с Кобой, а затем с собой.
В последний субботний вечер, после бесплодных попыток добраться до чудовища, Серго встретился с Микояном, и они долго прогуливались по кремлёвскому двору. Орджоникидзе в состоянии крайнего возбуждения говорил ему о том, что Коба обезумел, становится общественно опасным и что члены политбюро в конце концов должны принять какие-то меры, а не взирать спокойно на то, что творится. Анастас молчал.
Вернувшись домой, Серго набрал квартирный номер телефона Сталина, ему ответили, что хозяина нет дома. Измученный Григорий Константинович в ту ночь не сомкнул глаз.
В шесть часов утра он поднял трубку, набрал номер квартирного телефона и услышал голос няни — Саши Бычковой. Добрая старушка, единственная в доме, с кем считался хозяин, после вежливых приветствий сообщила, что Иосиф Виссарионович недавно уснул.
— Разбуди, он мне позарез нужен, пусть возьмёт трубку.
Через минуту Серго услышал хриплый голос:
— Ну, чего тебе?
— Слушай, неужели ты не можешь найти свободной минуты, чтобы принять меня, я же не человек с улицы.
— Не могу, кацо! Не могу! Дыхнуть некогда, даже поспать час не даёте.
— Но ведь и другие не спят! В конце концов, я имею право знать, где мой брат и что с ним сделали?
— Не волнуйся, органы разберутся с Павлом.
— Тогда ответь, на каком основании в моём кабинете произведён обыск?
— Органам НКВД такое право дано. Если завтра учинят обыск в моём кабинете, препятствовать не буду. И никто не будет, если совесть чиста!
В трубке раздались короткие гудки. Серго понял, что матёрый хищник почувствовал, что не ради простого объяснения рвётся к нему последний из тех, кто ещё может поднять на него руку.
Но и силы самого Серго, доведённого до бешенства, иссякли. Он выдвинул ящик стола, нащупал браунинг и выстрелил себе в висок.
За выстрелом последовал отчаянный крик женщины. Телохранитель, распахнув дверь, кинулся поднимать с пола безжизненное тело хозяина. Зинаида Гавриловна потеряла сознание.
Сообщили начальнику охраны Кремля. Уже минут через десять в квартиру Серго быстро вошли Сталин, Микоян, Каганович, Енукидзе.
Зинаида Гавриловна с трудом поднялась с дивана и бросила сквозь слёзы в лицо Сталину:
— Это вы, вы виноваты! Вы довели его!
Сталин, скользнув по ней леденящим взглядом, процедил сквозь зубы:
— Держи язык за зубами. Иначе… — и ребром ладони провёл по горлу.
Зина всё поняла и до конца своих дней молчала.
Членам правительства объявили, что Орджоникидзе скончался от разрыва сердца. О том же информировала граждан и официальная пресса.
Похороны, как и Кирову, были устроены пышные.
Берия ликовал! Последний из тех, кого он опасался, был мёртв.
После похорон Лаврентий Берия поспешил на конспиративную квартиру, устроенную Ежовым для избранных работников НКВД, и предался веселью.