Сидя за обеденным столом в Лос-Альтос-Хиллз, [она] наливает себе стакан кока-колы.
Ее шестилетняя дочь рассматривает стакан и спрашивает: «Почему на стенках столько пузырьков? И почему их нет в середине стакана?»
Большинство родителей пожало бы плечами, но Табазаде, химик из Исследовательского центра НАСА имени Эймса в Маунтин-Вью, надолго задумывается о пузырьках. Результат выходит далеко за рамки стакана с газировкой: она разрабатывает поразительную новую теорию о том, как замерзают капли воды в облаках, — теорию, которая может фундаментальным образом изменить наши представления о том, как человек влияет на атмосферу Земли и разрушает защитный озоновый слой.
Мы слишком редко описываем в научных материалах людей. В науках о Земле у нас широкий выбор: энтузиасты, которые следят за космическими полетами в интернете, люди, живущие в регионах природных катаклизмов. И, конечно, сами ученые: откуда они берутся? Что ими движет? Как они живут? Вся эта информация делает науку интереснее, а ученых человечнее.
Освещая последствия землетрясения в турецком Измите, я старалась запечатлеть чувства ученых и инженеров, которые прибыли на место событий, пока еще продолжались поиски выживших. «Заниматься беспристрастной наукой, когда вокруг тебя страдают люди, может быть нелегко», — написала я.
Ученые не хотели мешать спасательной операции или намекать, что их работа важнее, чем жизни людей или помощь пострадавшим. Тем не менее им очень хотелось исследовать трещины в земле и поврежденные здания до того, как будут уничтожены ключевые свидетельства, — эта информация может защитить людей от следующего бедствия.
Один геолог сказал: «Я уже 25 лет изучаю землетрясения, и трудно не испытывать к ним живой интерес. Но нельзя забывать, что ты направляешься в зону бедствия. В этом есть такой аспект — помогаю ли я кому-то своими действиями?» Он сказал, что собирая вещи, обнаружил, что положил в сумку пару кожаных перчаток — таких, в которых копаются в обломках. «Я подумал: зачем они мне? Надеюсь, что не понадобятся, — сказал геолог, — но все равно положил их в сумку».
35. Климат
Уша Ли Макфарлинг, научный журналист газеты
Если планируете писать об изменении климата, без толстой кожи не обойтись. Сегодня эта тема — одна из самых политизированных в научной журналистике. Ничего удивительного, если учесть, что? стоит на кону. Экологические активисты опасаются за будущее нашей планеты, а политики- консерваторы и короли энергетики боятся ограничений на выбросы, которые могут угрожать процветанию страны.
Как и во всех спорных областях, представители обеих сторон моментально атакуют материалы — и их авторов, — которые не продвигают их точку зрения. Консервативные экспертные организации критиковали меня за преувеличение потенциальных рисков изменения климата, а экологи — за их приуменьшение. Меня утешает мысль, что, если я раздражаю обе стороны, значит, поступаю справедливо.
В каком-то смысле критики освещения этой темы в СМИ правы. На мой взгляд, во всей научной журналистике эта тема освещается хуже всего. Это связано с тем, что политические кампании по дезинформации мутят здесь воду, а о науке о климате, очень сложной и исполненной неопределенности, трудно писать.
Многие заметки об изменении климата преувеличивают потенциальные проблемы или слишком сильно все упрощают. Тема освещается неравномерно: когда от ледового щита Антарктики откалывается особенно крупный айсберг или когда на Восточное побережье приходит экстремальная жара, материалов очень много, а вот прохладной осенью все они испаряются. Изменение климата без достаточных оснований связывают с самыми разными
