— куда более сложная структура.
Проблема, однако, в том, что психиатров редко учат тому, что мы знаем о мозге. «Большая часть продвинутой подготовки молодых психиатров — скорее, стажировка, в которой наука о мозге играет совсем малую или нулевую роль», — пишут в своей книге «Без ума: Кризис в психиатрии» (Out of Its Mind: Psychiatry in Crisis, 2002) гарвардский психиатр Дж. Аллан Хобсон и журналист Джонатан Леонард. По их словам, «знания о мозге у многих практикующих психиатров все еще довольно неформальны или даже случайны, поэтому психотерапия и психофармакология изолированы друг от друга даже сейчас, когда наука о мозге может питать и сочетать их, делая сильнее».
Для журналистов это означает, что, если мы хотим понять психиатрию, психологию и психические болезни и качественно писать о них, следует не только читать научные журналы и ходить на конференции по нейронаукам. Нужно попасть в окопы, т. е. в дома, умы и сердца семей, страдающих психическими заболеваниями.
Вы уже знакомы с такими людьми, даже если не знаете об этом. Когда я начал писать о собственном опыте, связанном с болезнями моих детей, я обнаружил, что десятки моих друзей, знакомых и коллег находятся в точно такой же ситуации. Люди, которых я знал по 15–20 лет, спрашивали меня: «Над чем ты работаешь?» И когда я им отвечал, они часто рассказывали истории о своих детях, родителях или братьях и сестрах, страдающих психическими расстройствами. У таких историй редко бывает счастливый конец. Во многих случаях семьи до сих пор страдают и ищут помощи для брата с шизофренией, который последние 20 лет провел в больницах, или для ребенка, который не справляется со школой, принимает психотропные препараты уже несколько лет, но все еще живет без диагноза, и ему не становится лучше. Иногда это история о близком человеке, страдания которого были так сильны, что он не мог смотреть в будущее и выбрал смерть.
Конечно, нам как научным журналистам нужно обращать внимание на науку. Психиатрические исследования редко попадают на страницы
Разумеется, на конференции вы не узнаете точку зрения реальных пациентов в реальном мире. В 2003 г. впервые был поднят вопрос, могут ли некоторые антидепрессанты, в том числе «Прозак», «Паксил» и «Золофт», повышать риск самоубийства у подростков. Недостаточно поговорить об этом с чиновниками из Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов и с авторами исследований этих лекарств. По работе я общался с родителями подростков. Во многих материалах СМИ, похоже, подспудно предполагается, что родители хватаются за любую возможность обеспечить детям преимущество в школе и дома, пичкая их лекарствами. Я выяснил обратное: родители мучились, принимая решение, давать ли детям лекарства, изменяющие их мозг. Новые вопросы о возможном риске самоубийства еще усилили эти страдания. В результате у меня получилась личная история, которая передавала совсем другую мысль по сравнению с текстами, которые я читал. Я написал об этом в комментарии для утреннего выпуска NPR. История начиналась с попытки самоубийства моей дочери и моего решения давать ей антидепрессант. Продолжалась она так:
Сейчас появляются свидетельства, что, возможно, и сами антидепрессанты могут спровоцировать попытку самоубийства. Их принимают миллионы детей, но нет ни одного исследования, которое могло бы сообщить родителям, не превышает ли риск пользу от них. Врачи и чиновники делают обоснованные предположения, но они ничего не знают наверняка. Исследования, которые оценили бы риски от антидепрессантов для детей, пока не проводились.
Пока моя дочь продолжает принимать антидепрессанты, и после нескольких тяжелых лет ей значительно лучше… Я сделал то, что рекомендует большинство врачей, — продолжил давать ей лекарства, опасаясь, что без них депрессия вернется и поставит ее жизнь под еще большую угрозу…
Новости о фундаментальных исследованиях мозга лучше всего искать на сайте и на ежегодной конференции Общества нейронаук. Если вы сравните новости оттуда с новостями от Американской психиатрической ассоциации, вы быстро увидите разделение, которое Хобсон и Леонард обсуждают в своей книге. Эти люди не говорят на одном языке. Нейробиологи редко рассматривают последствия своей работы для психиатрии, а психиатры, кроме научных сотрудников, недостаточно хорошо понимают жаргон и посылки нейронаук, чтобы осознавать эти последствия. Это, разумеется, означает, что здесь есть прекрасная возможность для журналистов, которые могут связать эти разобщенные дисциплины текстами, объединяющими новости психиатрии и нейронаук.
Истории о психическом здоровье гораздо шире просто научных новостей. Большинство страховок покрывает психические болезни в меньшей степени, чем прочие заболевания. Обычно визиты к психиатрам и психотерапевтам оплачиваются хуже посещений других врачей, количество оплачиваемых дней в стационаре меньше, а за психотропные лекарства приходится выкладывать из своего кармана больше, чем за остальные медикаменты. Страховки могут накладывать более жесткие ограничения на врачей, которых можно посещать. В материалах о медицинских исследованиях всегда важно коснуться расходов: кто может позволить себе новые лекарства и диагностические процедуры и как это скажется на общих затратах на здравоохранение в стране? Но
