Россия. Москва, Кремль. 27 августа 2020 года
Больше в Башкортостане — беспорядков действительно не было, по крайней мере, пока. Местные — похоже, что поняли свои ошибки. По крайней мере, я на это надеюсь…
В Москве же — мою миротворческую миссию заметили, и, похоже, что испугались. Позвонили из администрации Президента — Бельский хотел меня видеть.
В Москву я опять летел с пересадками — через Нижегородскую и Владимирскую области. И ту и другую — я так же знал, по ранним делам.
Рассказывать особо нечего, обычные визиты с взаимным прощупыванием и попытками понять, кто и на что готов. Замечу только одно, общее — вот я, русский, и там — тоже русские. Но мы разные. Почему?
Черт его знает…
Разные — в отношении к риску, в готовности делать что-то новое. Может, я ошибаюсь — но русские Урала и Сибири внутренне сильнее и намного. Не знаю, с чем это связано — может, с тем, что весь центр «высасывает» Москва, забирая к себе тех, кто готов рисковать — ведь переезд это уже риск, верно? А может с тем, что многие века из центра России на Восток шли самые жёсткие, самые пассионарные, те, кому нечего было терять, и кто был готов на все. Это сложно объяснить, я и браться не буду — но уральская закалка существует, и сибирская тоже. А вот центр… Россия сильна рубежами. Богатый, хлебосольный юг России с Сочами, Краснодаром, жемчужиной в короне — Ростовом. Космополитический, просто политический, туристический и деловой Питер с окрестностями, западные области, ориентированные на Украину, Беларусь, Запад. Нефтяное, промышленное, сельскохозяйственное Поволжье, целая россыпь стальных уральских городов, становой хребет Державы. Поднимающаяся на сотрудничестве с Китаем Сибирь, хлебный Алтай, портовый, контрабандный, работающий с Китаем, Японией, Кореей Владик — Владивосток. А что такое центр? На ум приходит только одно слово — провинция, к сожалению.
И что с этим делать — непонятно.
В Москве — ситуация ощутимо ухудшилась с того самого времени, когда я тут был крайний раз. Шли митинги, причём разные — где коммунисты, сталинисты, где демократы. Там, где демократы — среди российских флагов затесались и украинские — ставшие символом сопротивления[45]…
Все были против, и никого не было «за». То есть, вменяемой программы, которая могла бы объединить всех — не было. Вообще, нормальная альтернативная программа была у коммунистов — но возвращаться к пустым полкам и разрешениям на выезд — мало кто хотел. К тому же — они попытались «причесать» свою программу и теперь правые обвиняли её в том, что она слишком левая, а левые — в том, что она слишком правая, без экспроприации экспроприаторов. Митинги шли, словеса лились, и мало кто что понимал — но над всеми витало «так больше жить нельзя!». Очень опасный момент, потому что следующая мысль — «хуже уже не будет» — а потом осознание того, что будет, причём ещё как! Мы уже это проходили. И теперь — похоже, пошли на второй круг…
Я сделал кое-какие распоряжения, подписал бумаги. Новые зловещие признаки — стали менять доллары из-под полы, а в обменниках — теперь долларов не было. Это признак того что доллары аккумулируют и вывозят — бизнес начал голосовать ногами. Банки пока со скрипом, но работали, правда, меня эти проблемы не касались — мои дела велись в дочке одного из самых известных банков Сити, причём лимиты на риск меня не касались.
Такова была цена предательства.
В Кремле были новые признаки беды. Например, открыто стоял бронетранспортёр, около него — были солдаты Кремлёвского полка. Там дальше был постоянный митинг — после того, как Бельский решил вынести из Мавзолея труп Ленина — коммунисты установили там круглосуточный пикет.
Очень своевременное решение.
В приёмной Бельского было накурено. Меня заставили прождать больше часа, не знаю, специально или нет.
Увидев Бельского я… я просто его не узнал поначалу. Ведь он приходил в власть молодым, его даже человеком среднего возраста назвать было трудно. У него была красавица жена модельной внешности, хорошая улыбка, и он реально мог заводить публику. Теперь передо мной был человек, постаревший лет на пять — семь, с упрямыми складками возле рта и проседью в волосах. На сей раз он не вышел мне на встречу, не предложил кофе и даже не пересел за столик, чтобы подчеркнуть — пусть и символически — наше равенство. Вместо этого — он остался за своим столом, и указал мне на место за столом приставным.
Но мы не гордые. Посидим…
