До горизонта и обратно

холмы.
Растущие ряды несоответствий
Ломают правила зимы.

Движенье сроков видится во всем:
И в том, как вырос лед у водостока,
И в том, что прочитаешь у Басе,
В походке школьника, сбежавшего с урока.

Покровов снежных состояние плачевно.
Жизнь вся – предчувствие вестей.
И бюллетень примет выходит ежедневно,
Исполнен свежих новостей.

Вникая в суть открывшейся картины,
С подробностями хорошо знаком,
Опишет март подтаявшие льдины
Внимательным и точным языком.

И хаос, начинаясь от обочин,
От солнца с грязным снегом пополам,
Через толпы и света средоточье
Передается мыслям и делам.

«Как длинный ряд упреков в колдовстве…»

Как длинный ряд упреков в колдовстве,
Февраль – воспоминание о вьюге.
Все говорит о завершенном круге,
О перевоплощенном естестве.

Не верю зрению, и времени – в обрез.
Тебе бросаюсь я наперерез,
Поскальзываюсь, падаю жестоко,
И, полумертвый, лежа на боку,
О, жизнь моя,
Я вижу след твой на снегу
И чувствую твое слепое око.

Как в чреве матери,
В предощущенье срока
Все контуры твои ясны —
Вся ложь учителей,
Вся нищета пророков,
Все сумасшествие весны.

«Москва черна под образами…»

Москва черна под образами,
Как тени памятных обид.
Как спирт, в снегу она горит
И тает горькими слезами.

Москва черна, как ночь под снегом,
Как соль расквашенных дорог
В следах покрышек и сапог —
Исходом, роковым побегом.

Москва черна, как хлеб под солью,
И черных корок солоней
Начала тусклых зимних дней,
Знакомые привычной болью.

Москва черна. Земля под снегом
Черна. Москва горит.
И в зимнем воздухе парит
Прощение, покой и нега.

Опцион

Желая срок скостить на треть,
Мне предлагают умереть
По очень льготному разряду:
Ни ожидания, ни мук,
Стрела ее пустивший лук
Не вспомнит – и ему не надо.

Освободив кому-то место
На сотню бонусных триместров,
Душа прошьет хрустальный шар,
И сквозь отверстие прокола —
Звезды, о коей учит школа, —
Свет заструится не спеша.

А завсегдатаи на тризне,
Крадущие чужие жизни,
Глазами пожирая гроб,
Надеясь, тронув оболочку,
Продолжить эту проволочку,
Мелькают, словно стробоскоп.

На краю

Мне удача успеха милее,
Пусть и нужен, конечно, успех.
Но когда лишь надежда и тлеет
Угольком, то из принципов всех

Поважнее любого спасенья,
Поценнее любой ворожбы —
Отыграться на медные деньги
У всегда скуповатой судьбы.

Да и что заработаешь шпагой?
Д’Артаньяны обычно бедны.
Ведь, торгуя печальной отвагой,
Не возьмешь ни мошны, ни казны.

Каждый раз, вырывая победу,
Пустоту ощущаешь в душе —
Я, наверно, надолго уеду,
Если только, как Дэвид Суше[15],

Научусь быть бессмертным бельгийцем
Среди мертвых давно англичан
И читать их унылые лица,
Как последний бульварный роман.

Снежинка и бог

Стихи так кратки – тки, не тки,
А просто жизни не хватает.
Она ведь, как снежинка, тает
В ладони боговой руки —

Ее страдания легки.
Рука тепла и ощущает,
Как душу в каплю собирает
Снежинка. Тихо огоньки

Стекают с миллиона граней
В один дрожащий огонек.
А бог и сам еще денек
Прожить не прочь. Но вот стараний

Не прилагал. Не приложил.
Ну что же. Значит, жил как жил.
Кому же ты, мой бог, служил?
Какие праздновал награды?
В какие метил этажи?
Тебе обычно были рады.
Теперь и ты нам покажи,
Что рад исходу, рад приходу
Чего-то нового в конце —
Тому, что превозмог природу —

И снег не тает на лице.

Около молитвы

«Пошли мне, Господь, второго».
А впрочем, не посылай.
Не стану делить с ним слово —
Твой одноместный рай.

Второй и в аду не нужен,
Пусть там и нет никого
И ничего – лишь стужа
Отсутствия Твоего.

Ответь мне, Господь.
А впрочем,
Не хочешь – не отвечай.
Ты мне, скорее, отчим.
А я – с прилавка свеча.

Покуда тело из воска
Венчает душа-огонь,
Дай догореть неброско,
Просто огня не тронь.

Но прежде, чем мой огарок
Общий пополнит хлам,
Со мной запылает, ярок,
Мой второй – пополам.

Прыжок

О.

Любовь питается разлукой,
Как учит нас любой поэт…
Тогда веселье – серой скукой,
Глухим невежеством – наука,
И тьмой – новорожденный свет.

Я – ток венозный, уходящий
И уносящий все в закат,
А ты – артерия, и чаще
Твой пульс, чем мой, на целый такт.

Как мне догнать тебя, мой ангел?
Как не нарушить твой полет,
Непредсказуемый, как танго,
Сверкающий, как горный лед?

Я стану серебристой точкой,
Исчезну в этом синем небе,
Где ты.
Покончено с отсрочкой.
А здесь я вроде даже не