наконец. Мои наручные часы показывали чуть больше половины девятого — не так уж поздно.
— Иду, — крикнул я, идя на третий приступ стука.
Берил чуть не стукнула мне прямо в лицо, когда я открыл дверь.
— Что это за фигня на тебе надета? — спросил я. А потом увидел, что эта женщина вовсе не Берил. Миссис Уинтерботтом в расхристанном халате, сползающем с плеч, дико глядела на меня.
— Входите, — пригласил ее я, — что-то вы погорячились, недолго и простудиться в таком наряде. Я сказал, что сначала повидаюсь с вами, но вас там не оказалось. И я не знаю, куда он пошел. Но, в конце концов, он ваш муж. Он имеет право встретиться с вами, не так ли? Я имею в виду, что моей вины здесь нет.
— Он застрелил его, — сказала она. — Чернилка убил бедного Билли.
«Бедного Билли в сарае убили…» — зашевелилась у меня в мозгу строчка из какого-то стишка, какого-то гадкого стишка. «Гадкие загадки»? Или, может, «Стишки исподтишка»?
— Скорее заходите, — сказал я, видя, что она готова разрыдаться прямо посреди улицы. — Скорее, — я втащил ее внутрь, захлопнул дверь, и она прижалась к этой двери спиной и забилась в безысходности у самого выхода. — Ну же, входите, выпьете немножко бренди, успокоитесь, и мы вместе туда вернемся.
Я поволок ее через коридор, как тюк, только что доставленный носильщиком, втащил в гостиную-переднюю. Конечно же, бренди не осталось — Радж все вылакал, но была чекушка виски. Ее-то я и поднес к губам Элис, словно трубку насоса к сдутой шине. Она отплевывалась, давилась, брызгалась, пыталась набрать воздуха, задыхаясь от горя и потрясения.
— Ну же, — просил я ее, — глотните капельку. — Но она вместо этого взвыла. — Не надо, — уговаривал я, сжимая ее прекрасные округлые плечи, — вы разбудите моего отца. — Я сказал это не в переносном смысле, я еще не привык.
— Он убил его, Чернилка застрелил его, он мертвый. Он там, на кровати, его нет!
Это мне почему-то напомнило лондонский аэропорт. «Отца нет. Тед». Ах, да.
— Где он сейчас? — задал я глупый вопрос.
— Они оба там были. Оба, когда я ушла. Никто не пришел. Я стучалась к соседям, но все слушали телек.
— Смотрели телек, вы хотели сказать.
Чертов Денхэм, неужели ты такой же безумец, как все прочие?
— Никто не услышал, никто не пришел. Кто-то крикнул мне, чтобы я убиралась. Все из-за телека! — завыла она опять.
Потревоженный покойник крякнул и перевернулся в гробу.
— Пойдемте, — сказал я, храбрый Денхэм. — Вернемся туда вместе. Погодите, — сказал я, уже не такой храбрый Денхэм, — надо позвонить в полицию. — О, Денхэм, Денхэм, не надо, Бога ради, не связывайся с полицией, ты должен быть в Токио, а не свидетельствовать в деле об убийстве. — Телефон полиции 999, — сказал я, — если я правильно помню? — Крутя диск, я спросил Элис: — Какой у вас номер дома? — Она стояла, непослушными пальцами застегивая пуговицы — Гекуба, ни дать ни взять, — повсюду пряди волос в перманенте, прямо у ниши в стенке под лестницей, где спрятаны коробки с предохранителями.
— Восемь, Клаттербак-авеню. Восемь, — рыдала она. — Там, где горит свет. А все остальные смотрят телек. А он наш телек прода-а-ал, — выла она.
— Полиция? — сказал я. — Я хочу сообщить об убийстве. Восемь. Клаттербак-авеню. Срочно, — поторопил я зачем-то. — Жена, то есть вдова жертвы говорит, что убийца все еще там. Он вооружен и не в себе. Пожалуйста, быстрее.
— Вы, мистер, врите, врите, — сказал полицейский голос, — да не завирайтесь.
— Чертов дурак! — сказал я, моментально отождествив полицейского и убийцу. — В номере восемь по Клаттербак-авеню мертвец!
— Ага, а у нас в отхожем месте туалетная бумага. Надо поменьше телек смотреть.
— Ради бога, — взмолился я, — дайте мне поговорить с дежурным сержантом.
— Он тут отошел неподалеку, — ответил голос, — я ему скажу, когда он вернется, но смотрите, мистер, несдобровать вам, если вы нам баки забиваете.
— Ради бога! — повторил я. — Дом номер восемь по Клаттер…
— Я это уже понял, — перебил меня беззастенчиво рассупоненный, прихлебывающий чаек голос. — Я передам ему.
Я положил трубку и сказал Элис:
— Вам лучше пойти со мной, набросьте вот пальто моего отца.
— Нет-нет, — вся съежилась она, — он и меня убьет.
— Или меня, — сказал я. — Хорошо, оставайтесь. Не ходите в ту комнату, там гроб стоит. Хватит с вас страхов на сегодня.
Она принялась колотить костяшками в кухонную дверь, причитая:
