Начало было не очень обнадёживающее. В штабе нам сообщили, что ехать в Иловайск можно только в составе конвоев с охранением, потому что противник может проникать в этот район почти беспрепятственно — наших войск для контроля тылов просто нет. Но груз у нас был ценный, и нас вызвалась отвезти действовавшее в том секторе подразделение только что созданной военно-гражданской администрации под командованием полковника Генштаба Алексея Ноздрачева…
Нам предстояло проехать около 150 километров. Дорога была пустынной. Не было оживления прифронтовой трассы. Военные машины нам практически не попадались на встречу до самого Старобешева. Не было ни одного украинского военного, не было украинских флагов в населённых пунктах…
Единственная автотрасса к Иловайску шла через Старобешево, её можно было легко перерезать — но враг этого не делал. Это настораживало…
Небольшое подразделение украинских войск мы встретили только в Старобешеве — это была рота 1-й батальонно-тактической группы 28-й механизированной бригады под командованием капитана Дмитрия Завадского.
Затем мы едва не заехали в Донецк — это было легко, он был в 20 километрах. Линию фронта мы нашли только потому, что увидели нескольких наших солдат, которые сидели в кустах, а один стоял на дороге. У солдат не было ничего кроме автоматов. Это была передовая позиция. Хорошо, что мы их заметили — иначе бы так и заехали к противнику. На дорогу вышел только один солдат — остальные или говорили по телефону, или прятались от жары в кустах. Глядя на их состояние, я надеялся, что на них никто не нападёт.
И вот мы приехали на командный пункт под Иловайском. Все управление боем в Иловайске осуществлялось с блокпоста 39–06. Это была база подразделений в Иловайске. Я встретил там командующего сектором «Б» генерала Хомчака, заместителя министра МВД Сергея Ярового, командиров батальонов «Донбасс» Вячеслава Власенко и командира батальона «Днепр» Берёзу…
Общение протекало с небольшими помехами — каждые 15 минут где-то совсем недалеко все слышали звук запуска ракет вражеского «Града» — и вскоре слышались разрывы. Кто-то успевал забежать в блиндаж, кто-то просто приседал за ближайшим укрытием. Потом в рацию командующего следовал доклад кого-то из командиров опорных пунктов — кому прилетело. Прямых попаданий пока не было, но в любой момент могло прилететь и к нам. Наша артиллерия молчала. На позиции была развёрнута одна станция звукометрической разведки, но решать задачи контрбатарейной борьбы одна установка не могла. Тем более что противник нередко бил и из жилых кварталов Моспино, Харцызска, Донецка. Впрочем, даже одна станция — это было очень здорово, армия успела отремонтировать один комплекс, и нашёлся специалист на месте, который её откалибровал.
Тепловизоры были восприняты с восторгом. На тот момент у «Донбасса» было два тепловизора, а у «Днепра» — один. У армейских подразделений — ни одного. 14 тепловизоров сразу разделили по справедливости.
Я ознакомился и с работой первых беспилотников, которые тот же Корбан приобрёл у изобретателей из Житомира и Харькова, и передал сектору «Б» три дня назад. На испытания в боевых условиях поступили 4 беспилотника, но на позициях я обнаружил только три. Оказалось, что один из беспилотников забрал себе с передовой некий генерал Даник, и в тот же день дал интервью, что в армию поступают новые беспилотники разработки житомирских авиаконструкторов.
Посмотрел, как работают беспилотники — летали на высоте 250 метров, это было серьёзное подспорье. Впервые беспилотник поступил в распоряжение войск в секторе «Б» — и это была настоящая редкость. Один из офицеров Хомчака прошёл курс подготовки и управления беспилотником, и он с солдатами запускал их по разным маршрутам…
Поговорили об обстановке с Хомчаком — вся операция продолжалась, потому что он сидел непосредственно с войсками. Офицеры и бойцы рассказывали о тяжёлых боях и постоянных контратаках на опорные пункты 40-го батальона территориальной обороны вокруг города. О том, что в самом городе оборудованы в домах огневые точки, и лобовые атаки уже невозможны. Очевидно, группировке, чтобы взять Иловайск, нужно было усиление — надо было окружить город полностью. Но сил для этого уже не было. Хомчак сказал мне и Яровому, что батальон «Шахтерск» надо выводить из района боев. Они были сформированы совсем недавно, в середине июля, и не имели практически никакой серьёзной подготовки, зато имели большие проблемы с дисциплиной. Хомчак просил боеспособные резервы.
Люди с передовой говорили, что у противника в этом районе сил не меньше, потому что они все тоже хорошо понимают ключевое значение Иловайска. Хомчака беспокоили открытые тылы. У него было менее тысячи человек. Я спросил — почему он здесь, а не в своём штабе в Великоновоселовке, а он ответил: «Если я не буду здесь с ними каждый день вот так ходить без каски и без бронежилета, мы здесь вообще ничего не добьёмся. Я могу заставить выполнять задачи только личным участием».
Танков как я узнал было очень мало — 8 единиц, включая этот уже подбитый. Танки чинил лично полковник, начальник бронетанкового вооружения объединённого командования «Юг» Евгений Сидоренко. Каждый танк по одному распределял лично командующий Хомчак на самые угрожаемые направления. Офицеры штаба бились, чтобы каждый из танков сохранял боевую готовность. Было очевидно, что техники явно недостаточно. Что-то постоянно выходило из строя, и боеготовые машины были на счету.
Ударными силами было около 250 бойцов 40-го батальона (но среди них было большинство мобилизованных, и не все их них были готовы выполнять активные задачи) и около 200 бойцов «Донбасса» и «Днепра». 39-й батальон держал тыловые позиции. Ни одной кадровой армейской части для выполнения боевых задач не было — только мобилизованные, у которых в лучшем случае был месяц подготовки на все. Яровой сказал, что в Иловайск перебрасывались
