По возвращении из Минска, Захарченко и Плотницкому пришлось выслушивать жёсткую критику полевых командиров и общественности Новороссии. Получалось, что теперь ополченцы воюют не за Русский мир, не за включение Донбасса в состав России, а за особый статус в составе Украины! Объяснить это людям, пережившим потерю родных и близких, домов и имущества, с оружием в руках защищавших своих женщин и детей от бандеровских карателей было очень тяжело.
Первый вице-спикер парламента Новороссии Александр Кофман открыто раскритиковал содержание Минского протокола, заявив о неприемлемости дальнейшего нахождения ДНР и ЛНР в составе Украины. Депутаты напомнили Захарченко и другим должностным лицам о положениях Декларации о суверенитете, которые весьма существенно расходятся с целым рядом пунктов, подписанных в Минске. С резкой критикой и обвинениями в предательстве руководства ЛДНР выступил командир бригады «Призрак» Алексей Мозговой, множество других командиров. Однако с уходом Стрелкова русские силы Новороссии оказались разобщены и не смогли выступить единым фронтом.
И всё же, Захарченко, Плотницкий и их кремлёвские кураторы оказались в сложном положении. Они пытались представить «Минск» первым шагом к дальнейшей независимости Луганской и Донецкой областей от Киева. Полученная передышка даст Донбассу возможность выстроить свою собственную государственность. Тем более что в глазах мирового сообщества сам минский процесс легализовал республики Донбасса, их представители стали субъектами переговорного процесса. До этого Донбасс являлся всего лишь объектом переговоров между другими державами.
При этом и противники, и сторонники «Минска» понимали, что Кремль сознательно пошёл на подписание соглашения, а без военной и гуманитарной поддержки России Новороссия была обречена. В итоге плевать против ветра не захотел никто.
19 сентября в Минске представителем Украины Кучмой и ЛДНР Захарченко и Плотницким был заключён меморандум, предусматривающий дополнительные меры во исполнение первого пункта Протокола: отвод тяжёлого вооружения на 15 км. от линии соприкосновения сторон, формирование зоны безопасности, запреты на полёты в этой зоне боевой авиации и БПЛА и на установку минно-взрывных заграждений. Этими мерами хотя бы частично удалось перевести боевые действия в стадию позиционной войны.
Спустя неделю в Горловке начала работу группа совместного Центра по контролю и координации вопросов прекращения огня и поэтапной стабилизации линии разграничения сторон. Это был неофициальный орган, сформированный согласно телефонной договорённости начальников Генштаба России и Украины. В состав Центра вошли представители украинской армии, командование ЛНР и ДНР, мониторинговая группа ОБСЕ и 76 российских военнослужащих во главе с заместителем главнокомандующего Сухопутных войск генерал-лейтенантом Ленцовым (человеком команды Сердюкова, его ставленником и земляком).
«Главная задача — прекращение огня. Это должны твёрдо уяснить обе стороны», — обозначил позицию России генерал Ленцов. Москва торопилась максимально возможным образом снизить накал боевых действий. А так как рычагов влияния на украинских военных через Киев у неё больше не было, то режим прекращения огня коснулся в основном только командиров ополчения, на которых Ленцов орал, словно они были осуждёнными дисбата. Была проведена абсолютно бездарная линия разграничения войск (прямо по населённым пунктам), позволившая украинским карателям безнаказанно на протяжении нескольких месяцев обстреливать жилые районы Донецка, Горловки и Луганска.
По минским соглашениям огонь должен был прекратиться с 18 часов 5 сентября, но уже в 18.04 украинская артиллерия вновь начала обстреливать мирные города Донбасса. Тяжёлые бои не прекращались в районе донецкого аэропорта и на Дебальцевском выступе. С огромным трудом шёл процесс обмена военнопленными. Если раньше обмен происходил достаточно быстро на основе прямых договорённостей между командирами Новороссии и ВСУ, то с переводом этого процесса в официальное русло менять людей стало гораздо проблематичнее.
Обмен несколько раз прерывали, так как украинская сторона вместо ополченцев, как правило, выдавала совсем других людей. Из 174 человек, освобождённых из бандеровского плена в сентябре 2014 года, только 30 действительно являлись бойцами Новороссии (среди них были первый министр обороны ДНР Игорь Хакимзянов и военкор Юрий Юрченко). Остальные оказались мирными жителями, просто случайными людьми. Киев физически не мог передать всех пленных по предоставленным спискам, поскольку многие захваченные ополченцы были уже мертвы — расстреляны, замучены в подвалах СБУ и зинданах карательных батальонов. Ещё живые находились в истерзанном состоянии, возвращаясь из плена с отбитыми почками, переломанными рёбрами, сотрясением мозга и выжженными на телах свастиками. В Киеве срочно решали, как вывернуться из этой щекотливой ситуации. По одному «варианту» предлагалось объявить не найденных сбежавшими из плена. По-другому — объявить их «раскаявшимися и отказавшимися возвращаться». По самым скромным подсчётам речь шла минимум о двух сотнях человек.
В свою очередь глава СБУ Валентин Наливайченко заявил, что в течение последних двух недель сентября из плена были освобождены 468 граждан Украины. Самый масштабный обмен военнопленными прошёл в конце декабря возле Ясиноватой: 227 украинских военных были обменяны на 150 ополченцев.
Если военная часть минских договорённостей с трудом, но выполнялась хотя бы частично, то в политической составляющей «Минск-1» быстро зашёл в полный тупик. Мирный процесс по мысли Кремля должен был вернуть ситуацию к «Украине Януковича без Януковича», когда страна была «многовекторным» мостом между Россией и Евросоюзом. Однако Вашингтон не за тем устраивал в Киеве кровавую «революцию», чтобы допустить подобное развитие событий.
Несмотря на принятие в Раде соответствующих законов об особом статусе и амнистии, Порошенко не торопился их подписывать, как и вносить
