предложили перейти на сторону народа. В результате ряды ополчения пополнили пять десантников и значительный арсенал: около 70 автоматов и пулемётов, 15 РПГ, 6 бронемашин («Нона», БМД-1, БМД-2, три — БТР-Д), шесть ПЗРК «Стрела» и три ПТУРС «Фагот».
Ещё одна БМД-2 была потеряна 25-й бригадой у села Сергеевка. По словам местных жителей у неё вышел из строя двигатель, поэтому экипаж эвакуировали, а саму БМД расстреляли с вертолёта.
На следующий день, смертельно перепуганный открытым переходом на сторону Новороссии украинских десантников, «президент» Турчинов приказал расформировать 25-ю бригаду «за трусость и сдачу оружия». Но после первого шока пришло осознание — поступить так, значило показать свой страх, спровоцировав всю армию на неподчинение и поголовный переход на сторону России. Поэтому приказ был отменен, из 25-й бригады было уволено более 400 военнослужащих, а места русских выходцев из юго-восточных регионов стали занимать западенцы и члены «Правого сектора»[1], что немедленно привело к конфликтам внутри бригады.
В ночь с 19 на 20 апреля в Днепропетровске своими сослуживцами был убит 20-летний десантник Андрей Киселёв, отказавшийся стрелять в жителей Донбасса и намеревавшийся подать рапорт на увольнение. За несколько секунд до гибели он успел позвонить матери с чужого номера и прокричал: «Мама, меня убивают!», после чего мать услышала в трубке выстрелы, и связь оборвалась.
Обстановка под Славянском принимала всё более серьёзный оборот. Одно дело митинговать и ждать прихода «зелёных человечков». Но в ходе событий 15–16 апреля уже запахло порохом и кровью, появились жертвы. Общим настроением местных жителей становилось желание какого бы то ни было мира. Утром 18 апреля примерно полсотни жителей Славянска собрались на главной площади и потребовали от стрелковцев покинуть город — охраняйте блокпосты на окраинах, но мы хотим спокойствия. Стрелков вышел к людям и гаркнул — «Всех в подвал!» Этого оказалось достаточно, чтобы митингующие разбежались. На этом брожение в городе закончилось.
Вообще в Славянске чувствовалось единоначалие. Стрелкову пришлось брать власть в свои руки, так как мэр Славянска Неля Штепа оказалась типичным перевёртышем и рассчитывать на неё не приходилось. Не оправдал надежд и «народный мэр» Пономарёв. Отныне ни один гражданский чиновник или активист не мог самовольничать, не испросив на то «добро» военной власти в лице Стрелкова. Ополченцами без разговоров закрывались занимавшие проукраинскую позицию городские печатные СМИ, арестовывались проукраинские активисты и чиновники, вроде мэра города Николаевка и начальника славянской милиции.
В результате прекратился разброд и махновщина — люди разных взглядов (националисты, монархисты, коммунисты) быстро становились просто русскими солдатами с жёсткой дисциплиной, подчинённой одной цели.
Первое время Славянск очень страдал от мародёрства. Реакция Стрелкова была мгновенной. Были арестованы и расстреляны командир роты Дмитрий Славов (Болгар) и взводный Николай Лукьянов (Лука). Мародёрам не помогли ни их прежние заслуги, ни статус командиров. Единственной их предсмертной привилегией стал допуск священника. Стрелков не имел возможности проявлять сантименты. Имея за плечами приднестровский, балканский и чеченский опыт он прекрасно понимал, что в условиях подавляющего превосходства противника малейшее разложение войск могло иметь катастрофические последствия. Поэтому на передовой был введён строгий запрет на азартные игры и «сухой закон», эффективно подтянувший дисциплину и предотвративший ненужные потери.
Для провинившихся в менее значительных проступках была сформирована штрафная рота, куда отправлялись паникёры, трусы и прочие нарушившие закон личности, от пойманных за ездой в пьяном виде до мелких уголовников. Копать окопы отправился и работник местной прокуратуры, который пытался передать в Киев собранные им персональные данные ополченцев.
Не жаловали бойцы и приезжих журналистов, тем более что среди них попадались откровенно бандеровские персонажи, вроде активистки «Женской сотни Майдана» Ирмы Крат. По подозрению в шпионаже на «Правый сектор»[1], были задержаны американский журналист Саймон Островский, итальянцы Пол Гого и Коссимо Аттанасио, белорус Дмитрий Галко, украинцы Евгения Супрычева и Евгения Гапич.
Позже на блокпосту в Краматорске был задержан автобус, в котором находилась так называемая «военная верификационная миссия ОБСЕ» — 8 кадровых офицеров разведок Германии, Дании, Болгарии, Чехии и Польши, плюс 4 украинских офицера во главе с полковником Генштаба. Причиной ареста стали обнаруженные у членов «миссии» карты с нанесёнными отметками всех блокпостов ополчения.
Также новая власть быстро и решительно очистила город от игровых автоматов и цыганской мафии, многие годы занимающейся продажей наркотиков. Стрелков (для острастки) публично приказал всех известных в городе наркоторговцев расстрелять без суда и следствия. Это оказалось достаточно — дома цыганских семей опустели менее чем за сутки.
В результате, впервые за последние 25 лет, народ почувствовал в действиях власти справедливость и очень правильно это воспринял. Отныне и до самого падения Славянска крымские бойцы, местное ополчение и население действовали вместе, как единый организм. Очень долго украинские каратели не могли получить от местных жителей информацию о местах расположения сил ополчения, а Стрелков благодаря помощи местных знал о противнике почти всё.
Вскоре под Славянском появилась плохо обученная, но очень опасная сила — «Правый сектор»[1]. Поскольку украинские военные и сотрудники спецслужб не горели желанием идти в бой и убивать своих сограждан, Киев сделал ставку на радикальные силы, которые и сделали «первые шаги» в развязывании кровавого конфликта. В отличие от армейцев, правосеки изначально были настроены вести войну с «ватниками»
