– В мире людей нет чистого добра и окончательного зла, есть сплетение интересов, порождающее последствия, порой и даже чаще всего – неявные для людей. По моим представлениям, победа Башни приведет к расцвету Эндэры в ближайшие век-два. Но далее настанет упадок… Сила сконцентрируется севернее. И, что гораздо хуже, выработается привычка решать свои проблемы, создавая сложности для окружающих. Это, по мнению моего учителя, порочный путь, и я с ним согласен.
– Так что мне делать-то? – чуть не со слезами выдохнул запутавшийся Вион.
– Ты сын ветра и ты – свободен, – тихонько рассмеялся Ноттэ. Повернулся на живот, азартно блеснул глазами. – Знаешь… а вот так мы сделаем: ты знаком с тетушкой Фаби. Познакомься и с тетушкой Бэль! Во дворец проведу и, так и быть, представлю. Бэль интересная женщина.
– Н-не понимаю, – Вион снова покраснел, это было заметно даже по сдавленному шепоту смущения.
– Добудь рапиру из сердца несчастного дерева, возьми корзину и шагай к себе в покои. Отойди ко сну, отпусти слуг и бегом сюда, но уже скрытно. Договорились?
К немалому изумлению Ноттэ, юный нэрриха хитро прищурился и замотал головой. Пришлось садиться и выслушивать.
– Ты меня использовал и теперь вынуждаешь предать покровительницу и поверить на слово. Я могу просить… нет, требовать оплаты.
– Занятно.
– Научи меня тому, что знаешь. Хотя бы пять лет, – в голосе снова зазвенела просительная интонация, требовать Вион пока что не умел.
– Тебя не утомило мое брюзжание? Я подумаю, обещаю. Не обязательно теперь и не обязательно пять лет, но почему бы нет?
– Я мигом!
Подпрыгнув от радости, Вион схватил корзину, рывком выдрал обиженно загудевшую рапиру и умчался, напевая и посвистывая… Ноттэ буркнул «младенец», лег на спину и провалился в глубокий сон. Вынырнув, увидел склонившегося к самому лицу Виона, одетого в темное и сосредоточенного, толкающего в плечо.
Сплошной смех с этими юношами… Причесался, повесил на шею массивную цепь с топазовой подвеской. Перчатки прихватил длинные, замшевые, не для боя – исключительно для красоты. Воспользовался остро-приторными духами, отвратительно и бесповоротно вытесняющими все живые запахи ночного парка. О, рубашка с кружевом, темным, изысканным, шитым серебром.
– Мы составляем оригинальную пару гостей, – тихонько рассмеялся Ноттэ, нашарив свою соломенную шляпу и смахнув травинки с залатанного рукава домотканой рубахи.
– Так там – дворец, – робко упрекнул Вион.
– Так я и там – нэрриха, – намеренно хамовато буркнул Ноттэ, демонстративно вытер нос краем рукава. – Малыш, не кипи. Ты прав. Когда мне было менее ста, я уважал традиции людей и их этикет. Следующие сто лет я презирал то и другое, хамил и вытворял невесть что. Но постепенно унялся… Определил для себя, что главное, а что несущественное. Для Изабеллы суть дела важнее внешности исполнителя. Я предпочел бы отправиться во дворец, искупавшись и переодевшись. Увы, времени нет.
– Платок возьми, – пристыдил воспитанный юноша. – И рапиру вот, держи хоть эту, запасную.
– Спасибо.
Оружие мальчишка принес вместе с поясом, что было весьма кстати. Ноттэ застегнул пряжку, двигаясь по парку. Убрал платок за пазуху, уже спрыгнув с ограды особняка. Далее он двинулся ко дворцу, оглядываясь по сторонам и уточняя у спутника, хорошо ли тому ведома история Атэрры. Заодно Ноттэ показывал свои любимые и памятные места.
Вот – переполненный сплетнями квартал ростовщиков, куда под покровом ночи, пряча лица, наведываются разные люди, даже родственники де Торра и сам король Бертран. А полвека назад с ведома короля и при прямом участии багряных квартал громили, сочтя власть хранителей золота возросшей слишком уж существенно. Ростовщики притихли, многие фальшиво приняли веру Башни и теперь умасливают патора подношениями. Но орден багряных не дремлет: не зря выросла рядом их новая обитель, бойницами щурится на квартал, неподкупная и вооруженная… Обитель нагло кажет язык подъемного моста высокому стройному храму, гордости всего ростовщического квартала – и боли его: если патор получит запрошенное у короля, храм разрушат, это уже многие понимают и такого будущего опасаются.
А вот площадь Филиппа, сердце тихого богатого квартала, пронзенное, как стилетом – прямой улицей, ведущей к порту. Предок Бертрана проявил чудеса храбрости, освобождая порт от еретиков. Но, если верить памяти и слухам, куда больше он натворил позже, задирая городскую стражу и напиваясь до недостоверно буйного состояния. Здесь, на площади, дождливой осенней ночью, Филипп учинил побоище, и последствия вынудили его бежать на восток, отказавшись от притязаний на земли и титул.
Наконец – ограда дворца. Древнего, выстроенного теми самыми еретиками пять веков назад. Это заметно в несвойственной нынешним временам стилистике украшений, в устройстве колонн и галерей, в обилии фонтанов. В том числе поющих: их секрет утрачен современными просвещенными эндэрцами, и атэррийский университет бьется который год, но понять загадку – не в силах… Вион глядел распахнутыми во всю ширь глазищами, охал, кивал, исправно прижимал ухо к бронзе огромной чаши фонтана, жмурился. Вид у него был не более трезвый, чем у Филиппа Буйного…
– Стой тут, я проверю, что и как, – Ноттэ встряхнул спутника за плечи. – Малыш, трезвей. Сейчас нам не следует обнаруживать себя, а ты вот-вот
