– О, тут никого нет! – сказала она, задорно тряхнув кудрями.
– Иди же ко мне! – вскричал Валантен, протягивая к ней руки.
Она вскочила к нему на колени и обвила руками его шею.
– Обнимите меня за все огорчения, которые вы мне доставили, – сказала она, – за все муки, причиненные мне вашими радостями, за все ночи, которые я провела, раскрашивая веера…
– Веера?
– Раз мы богаты, сокровище мое, я могу сказать тебе все. Ах, дитя! Как легко обманывать умных людей! Разве у тебя могли быть два раза в неделю белые жилеты и чистые сорочки при трех франках в месяц на прачку? А молока ты выпивал вдвое больше, чем можно было купить на твои деньги! Я обманывала тебя на всем: на топливе, на масле, даже на деньгах. О мой Рафаэль, не бери меня в жены, – прибавила она со смехом, – я очень хитрая.
– Как же тебе это удавалось!
– Я работала до двух часов утра и половину того, что зарабатывала на веерах, отдавала матери, а половину тебе.
С минуту они смотрели друг на друга, обезумев от радости и от любви.
– О, когда-нибудь мы, наверно, заплатим за такое счастье каким-нибудь страшным горем! – воскликнул Рафаэль.
– Ты женат? – спросила Полина. – Я никому тебя не уступлю.
– Я свободен, моя дорогая.
– Свободен! – повторила она. – Свободен – и мой!
Она опустилась на колени, сложила руки и с молитвенным жаром взглянула на Рафаэля.
– Я боюсь сойти с ума. Какой ты прелестный! – продолжала она, проводя рукой по белокурым волосам своего возлюбленного. – Как она глупа, эта твоя графиня Феодора! Какое наслаждение испытала я вчера, когда все меня приветствовали! Ее так никогда не встречали! Послушай, милый, когда я коснулась спиной твоего плеча, какой-то голос шепнул мне: «Он здесь!» Я обернулась – и увидела тебя. О, я убежала, чтобы при всех не броситься тебе на шею!
– Счастлива ты, что можешь говорить! – воскликнул Рафаэль. – А у меня сердце сжимается. Хотел бы плакать – и не могу. Не отнимай у меня своей руки. Кажется, так бы вот всю жизнь и смотрел на тебя, счастливый, довольный.
– Повтори мне эти слова, любовь моя!
– Что для нас слова! – отвечал Рафаэль, и горячая слеза его упала на руку Полины. – Когда-нибудь я постараюсь рассказать о моей любви; теперь я могу только чувствовать ее…
– О, чудная душа, чудный гений, сердце, которое я так хорошо знаю, – воскликнула она, – все это мое, и я твоя?
– Навсегда, нежное мое создание, – в волнении проговорил Рафаэль. – Ты будешь моей женой, моим добрым гением. Твое присутствие всегда рассеивало мои горести и дарило мне отраду; сейчас ангельская твоя улыбка как будто очистила меня. Я будто заново родился на свет. Жестокое прошлое, жалкие мои безумства – все это кажется мне дурным сном. Я очищаюсь душою подле тебя. Чувствую дыхание счастья. О, останься здесь навсегда! – добавил он, благоговейно прижимая ее к своему бьющемуся сердцу.
– Пусть смерть приходит, когда ей угодно, – в восторге вскричала Полина, – я жила!
Блажен тот, кто поймет их радость, – значит, она ему знакома!
– Дорогой Рафаэль, – сказала Полина после того, как целые часы протекли у них в молчании, – я бы хотела, чтобы никто никогда не ходил в милую нашу мансарду.
– Нужно замуровать дверь, забрать окно решеткой и купить этот дом, – решил маркиз.
– Да, ты прав! – сказала она. И, помолчав с минуту, добавила: – Мы несколько отвлеклись от поисков твоих рукописей!
Оба засмеялись милым, невинным смехом.
– Я презираю теперь всякую науку! – воскликнул Рафаэль.
– А как же слава, милостивый государь?
– Ты – моя единственная слава.
– У тебя было очень тяжело на душе, когда ты писал эти каракули, – сказала она, перелистывая бумаги.
– Моя Полина…
– Ну да, твоя Полина… Так что же?
– Где ты живешь?
– На улице Сен-Лазар. А ты?
– На улице Варен.
– Как мы будем далеко друг от друга, пока…
Не договорив, она кокетливо и лукаво взглянула на своего возлюбленного.
– Но ведь мы будем разлучены самое большее на две недели, – возразил Рафаэль.
