– Как вам будет угодно! Тогда я посижу. Вы хотели сказать…
– Я хочу спросить вас, – решительно произнесла Анна Квангель, – почему вы не работаете. Наверняка ведь читали воззвания, что каждый еще не работающий должен идти в военную промышленность. Так почему же вы не работаете? По каким таким причинам?
– Причина у меня вполне уважительная, – отвечала госпожа Герих теперь уже весело и спокойно, не без насмешки разглядывая руки собеседницы, натруженные, потемневшие от вечной чистки овощей, – я никогда в жизни не занималась физическим трудом. Я для него совершенно не гожусь.
– А вы хоть раз пробовали?
– Я вовсе не собираюсь подобной попыткой портить себе здоровье. В любое время могу представить медицинскую справку, что…
– Не сомневаюсь! – перебила ее Анна Квангель. – Справка за десять или двадцать марок! Но в данном случае справки уступчивых частных докторов силы не имеют, решение о вашей трудоспособности примет врач того предприятия, на которое вас направят!
Секунду госпожа Герих смотрела в сердитое лицо собеседницы. Потом пожала плечами:
– Прекрасно, направьте меня на какое-нибудь предприятие! И увидите, что получится!
– Это вы увидите! – Анна Квангель достала школьную тетрадь в клеенчатой обложке. Подошла к ближайшему столику, раздраженно отодвинула в сторону вазу с цветами и, прежде чем писать, послюнила языком кончик карандаша. Все это она проделала нарочно, чтобы позлить дамочку; ведь своей цели она достигнет, только когда пробьет маску насмешливого спокойствия и хорошенько разозлит эту особу.
Кто у нее отец? Хозяин столярной мастерской, ну да, – а эта никогда в жизни не занималась физическим трудом! Ладно, посмотрим. Сколько здесь проживает народу? Трое? Считая прислугу? Ага, значит, вообще-то двое…
– Вы правда не в состоянии сами позаботиться о муже? Еще один человек уклоняется от работы в военной промышленности, так и запишем! Детей у вас, разумеется, нет?
Теперь и дамочка рассердилась, кровь бросилась ей в лицо, что из-за толстого слоя пудры было заметно только на висках. Но жилка на лбу возле переносицы набухла и начала пульсировать.
– Да, детей, разумеется, нет! – тоже очень резко бросила госпожа Герих. – Можете еще записать, что я держу двух собак!
Анна Квангель чопорно выпрямилась, устремила на собеседницу мрачно сверкнувшие глаза. (В этот миг она напрочь забыла, с какой целью сюда пришла.)
– Послушайте! – воскликнула она, нарочито будничным тоном. – Вы что же, посмеяться решили надо мной и над «Фрауэншафтом»? Издеваетесь над трудовыми инструкциями и над нашим фюрером? Я вас предупреждаю!
– А я вас! – вскричала госпожа Герих. – Вы, кажется, не знаете, с кем имеете дело! Чтобы я издевалась над инструкциями! Мой муж – оберштурмбанфюрер[17]!
– Ах, вот как! – сказала Анна Квангель. – Вот как! – Голос ее вдруг стал совершенно спокойным. – Ну что ж, ваши данные я записала, вам сообщат! Или вы еще чем-нибудь занимаетесь? Скажем, ухаживаете за больной матерью?
Госпожа Герих лишь пренебрежительно пожала плечами.
– Прежде чем уйдете, – процедила она, – будьте любезны предъявить ваше удостоверение. Хочу записать вашу фамилию.
– Пожалуйста! – Анна Квангель протянула ей удостоверение. – Там все написано. Визитных карточек у меня, к сожалению, нету.
Две минуты спустя Анна Квангель ушла, а три минуты спустя растерянное, рыдающее существо позвонило по телефону оберштурмбаннфюреру Гериху и сквозь слезы, но временами топая ногами от злости, сообщило о неслыханном оскорблении, нанесенном посланницей «Фрауэншафта».
– Ну что ты, что ты, – в конце концов сумел вставить оберштурмбаннфюрер, успокаивая жену. – Само собой, мы все это проверим по партийной линии. Однако ты, разумеется, не должна забывать, что подобный контроль необходим. Разумеется, глупо, что она заявилась к тебе. Я позабочусь, чтобы это не повторилось!
– Нет, Эрнст! – взвизгнули на другом конце линии. – Ничего такого ты не сделаешь! Ты позаботишься, чтобы эта женщина извинилась передо мной. Уже сам тон, каким она со мной говорила! «Детей у вас, разумеется, нет!» – так и сказала. Она же оскорбила и тебя, Эрнст, неужели ты не понимаешь?
Оберштурмбаннфюрер в конце концов конечно же понял и обещал своей «лапочке Клер» все, только бы она успокоилась. Да, разумеется, перед ней извинятся. Безусловно, еще сегодня. Само собой, он достанет билеты в оперу, а потом, пожалуй, можно пойти в «Фемину», чтобы она немножко отвлеклась и успокоилась, а? Да, он прямо сейчас закажет столик, а она пусть попробует по телефону собрать кое-кого из подруг и друзей…
Заняв таким образом жену, оберштурмбаннфюрер велел соединить его с высшим руководством «Фрауэншафта» и чрезвычайно резким тоном пожаловался на нанесенное ему оскорбление. Неужели вправду для подобных поручений нельзя найти никого поприличнее этой неотесанной бабы? Пожалуй, пора провести у них там серьезную проверочку! Пусть эта Квангель-Квингель-Квунгель извинится перед его женой! Сегодня же вечером! И чтобы доложить немедленно!
Когда оберштурмбанфюрер наконец повесил трубку, он успел не только побагроветь, но и твердо убедиться, что ему нанесли непростительное оскорбление. Он сразу позвонил «лапочке Клер», однако дозвонился по меньшей мере с десятого раза, потому что она увлеченно сообщала приятельницам, как возмутительно с нею обошлись.
