— Помни, что я говорил тебе о превосходящих силах противника!
Жена благодарно посмотрела на мужа и кивнула с улыбкой.
Через несколько дней после получения Екатериной привета от Хуана (экой стервец, однако!), Серега уже практически выздоровел и очевидно томился в постели. Перед воплощением в жизнь задуманного Маша, как это и не могло показаться странным, хорошенько посоветовалась с матерью. В конце непростого разговора Екатерина глубоко вздохнула, внимательно посмотрела дочери в глаза и лишь молча кивнула.
— Машутка…
— Лежите, больной, не двигайтесь. Я Вас лечить пришла… от излишних желаний…
— Звучит достаточно интересно… Чувствую себя прямо-таки героем немецкого фильма про больницу…
— А, это там, где страстно орут и томно стонут? Могу и поорать слегка, если хочешь…
— Да по нынешним временам на такие крики не то, что зрители, а даже операторы сбегутся. Вон, в телефонах камеры появляться вовсю стали…
— Не боись, отделение пустое, еще только двое на первом этаже лежат, но они со сломанными бедрами точно сюда не дойдут. Так Вам как — поорать или постонать?
— Лучше ничего не надо, а то еще привыкну, чего доброго… Просто иди ко мне… Маша!
— Чего?
— Резины-то нет…
— И не понадобится…
— Ты чего!?
— Да, я хочу, чтобы от моего любимого человека у меня был ребенок. И если тебя убьют, то в этой жизни должно хоть что-то остаться…
— Машенька… почему ты плачешь? Если от радости — то ничего, но лицо у тебя какое-то…
— Да я и сама толком не знаю… Радость, конечно, очень большая, но и страшно, что с тобой всякое может случиться…
— Скорее всего, ничего и не случится. Те думают, что я помер, а этот ничего не узнал и умотал… Не думаю, что там были еще… зрители.
— Ох, хорошо, если так. Но если нет…
— А что тут гадать? Как бы тебе объяснить… Книги мои художественные читала? Помнишь, чего там было написано на клинке у Хаинлайна?
— Не, я фантастику не очень. Так, просмотрела, что там у тебя в книгах, не вчитываясь…
— Там выгравировали фразу: «Пока мы живы — будем жить!»[22] Вот мы и будем жить, пока живется, чего уж загадывать…
— Пока мы живы — будем жить… Девиз хороший, но тяжело и непросто это… Клинком-то тем через жизнь наверняка прорубались?
— Да, было такое, а насчет тяжело и непросто… Вам, наверно, никто не рассказывал, что жизнь — штука местами жестокая, сложная и неприятная?
— Что-то такое припоминаю… Давай-ка вдвоем попробуем сделать эту жизнь поприятнее…
Через некоторое время они лежали бок о бок, отдышавшись…
— Ох, Машутка… Надо мне скорее выходить из больницы…
— Ну, оно-то дело понятное, кому тут охота валяться…
— И не только поэтому… Если твоя мать узнает, она ж меня до выписки кастрирует.
— Успокойся, она уже знает — я ей все, перед тем, как сейчас пойти к тебе, сказала, и она молча кивнула. Вздохнула при этом, правда…
— Фигассе… Не, мне, наверно, никогда не понять женщин… — После наверняка не первого и не последнего подобного мужского признания раздался звонкий женский смех…
— Как там тот пацан в «Ералаше» задумчиво сказал: Женщины — это загадки…
— Именно… Ты-то еще понятно, но ей же тебе с ребенком помогать, случись со мной чего… Кстати! Надо же тебе новую швейную машинку купить, чтоб без заработка не осталась…
— Еще чего — новую. Я и ту, что ты купил, вытащить успела…
— Чего!? Это ты как?
— Да завязала ее в узел вместе с платьем и юбкой и следы свои еще этим узлом замела. Вышла через задний выход…
— А те в то время с Семеном Васильевичем говорили?
— Ну да… Узел оставила на опушке у приметного дерева, позавчера его и забрала. Проверила дома — работает все… Вот только шпулек с иголками, да прочих мелочей подкуплю.
— Оху… В смысле, женщина, Вы меня удивляете!
— Это чем же?
— Машутка, неужели ты не понимаешь? Да ты ж даже не то, что женщина из стиха, которая просто в горящую избу войдет, но еще и пошарит там,