Множество, великое множество факторов, деталей и нюансов указывают на то, что водка могла быть создана, задумана и рождена только в наших пределах и нашим человеком.
Поляки претендуют… Умеют делать. Но для того чтобы из глубин жизненных процессов, жизненного уклада и условий родилась водка в её безупречном виде, необходим бескрайний простор. Простор в Польше есть, но до бескрайнего ему далеко. Может, поэтому поляки так претендовали на наши просторы?
Кочевник знает бескрайние просторы, но для того чтобы сделать водку, простор должен быть родным, и чтобы где-то в этом просторе был дом родной, речка студёная, родная, поле родное, лес, околица, поворот дороги… Свой! Особенный! Кочевнику же нужен путь. Кочевник – он и есть кочевник. Для того чтобы сделать водку, нужно останавливаться.
А наш человек… Выпьет он водочки да и запоёт… Может, и не был он нигде, кроме города, посёлка, деревни, где родился и вырос, не видел толком ничего, не летал за границу, не посещал столицы своей, никогда всерьёз не думал о дальних дорогах, не запрягал коня, или вообще живого коня видел только изредка и знать не знает, как к нему подходить… Но выпьет – и запоёт про мороз, про коня, про жену, которая ждёт дома… Запоёт, почувствует себя ямщиком, замерзающим в далёкой глухой степи, запечалится человек, всплакнёт по своей жизни, пустит слезу хмельную и чистую, да и выпьет ещё водочки.
Согревала она, родимая, путников, успокаивала, давала надежду, сокращала вёрсты, ускоряла путь, приближала дом… Да и продолжает это делать.
Сел человек в поезд в Новосибирске, достал и выложил на стол то, что собрали ему в дорогу, познакомился с попутчиком, открыли они по такому случаю бутылочку… Раз – а вот они уже и в Омске! В Омске вышли они на перрон, подышали воздухом, дождались, пока поезд тронется, вернулись в купе, открыли, налили – вот тебе уже и Челябинск!
В поезде дальнего следования «Новосибирск – Адлер» можно, конечно, пить виски или ром… Но на столике купе, рядом с курицей в фольге, консервами и порубленной колбасой, среди скорлупы яичной, на газете, бутылка виски или рома будет выглядеть неорганично, вызывающе, неуместно, глупо, противоестественно.
А водка? Если путники ведут себя спокойно, солидно, не шумят, так почему бы и нет? Кому же она мешает? Как без неё? Если страна такая огромная? Самолётом?
А если человек летать боится? Да к тому же алкоголь в самолётах и аэропортах запретили. Это раньше человек мог выпить в столице: раз – и он уже в Хабаровске или наоборот… Водка сокращала тысячи километров, стирала часовые пояса… А кто-то без этого летать не может.
Вне нашей географии человек наш может даже и вовсе не желать выпить водки. Порой сама мысль о ней на жарком пляже у ненашего моря может вызвать содрогание и неприятные мурашки по спине. Неуместна она, родимая, там, на чужбине. Нет там для неё условий, нет посуды, нет нужной компании, а главное – настроение там не водочное.
Или в лондонском баре – паче чаяния, наш человек в таковом окажется и увидит среди прочих бутылок знакомую, стройную, беленькую, в привычных одеждах… Обрадуется он бутылке водки как земляку, как давно не виденному соотечественнику, улыбнётся, потеплеет его лицо, но закажет он всё же скотч, или бренди, или что-то с джином… Поймёт он, что не хочет пить родимую у барной стойки тёмного дерева, у которой он сам, как и водка, только гость, только вкрапление чего-то нездешнего в местный уклад… Поймёт он, что если пить водку, нужны к ней друзья-приятели, закуска, тема для разговора и уж точно не лондонский пейзаж за окном.
А когда будет возвращаться наш человек домой, восвояси, из другой, чужой, страны, купит он в аэропорту чего-нибудь местного… Местной виноградной граппы, или ципуры, или анисовых ракии, пастиса или узо, а то и чего-то более экзотического… Прихватит вина, оливок, сыру, местной колбасы… Или от щедрот купит бутылку чего-нибудь дорогого, многолетней выдержки. Повезёт это с собой, чтобы угостить друзей, рассказать о том, как путешествовал, отдыхал, и проиллюстрировать свои фотографии и рассказы «ихними» напитками и вкусами.
Соберёт он друзей, заведёт рассказ о том, что видел, едал и пивал, будет живописать… Но скоро увидит и поймёт, что не очень внимательно его слушают, из вежливости смотрят фотографии, без восторга едят и пьют привезённое. Почувствует наш человек, вернувшись в родную географию, что рады друзья ему самому и его возвращению, а не его рассказам и гостинцам. И увидит, что передёргивает их от привезённых крепких и не очень напитков.
Увидит он это, поймёт, почувствует и перейдёт с друзьями на водочку, на домашнюю закусочку. А главное – на здешние, местные, родные новости и темы. Новости о том о сём… О том, что произошло, пока его здесь не было.
Вот и начался рабочий сезон. Сыграл два спектакля в Санкт-Петербурге и один в Твери. Завтра выйду на сцену в Липецке, из Липецка поеду в Тамбов – и пошло-поехало. В этом году сезон начался резко, будто окунулся в холодную воду, но выскочить из неё нельзя, наоборот, надо плыть…
По работе соскучился, но за лето так много всего произошло в мире, стране и в том, как изменились ощущения людей – ощущения происходящего, ощущения собственной жизни, тревог, будущего – что я, готовясь к первому в этом сезоне спектаклю «Шёпот сердца», понял, что, даже если и хочу исполнять его как прежде, он по-прежнему не прозвучит. Так и произошло.
Первого октября вышел на сцену Театра имени Комиссаржевской в Питере, а перед выходом вспомнил, что буду спектакль исполнять в пятидесятый раз.
