подлокотник, изображавший голову льва.
– Однако теперь вам этого недостаточно?
– На переданные мной данные не последовало никакой реакции, сир.
– Что ж, возможно, мы сочли, что на ваши данные реагировать не стоит.
– Это, ваше величество, кажется мне весьма маловероятным.
– Да?
– Да. Ибо это свидетельствовало бы о чудовищной небрежности.
В тронном зале стало настолько тихо, что были слышны шаги придворных в соседнем зале. По выражениям лиц Полиньяк видел, что тон его голоса шокировал присутствующих. Некоторые из дам побледнели еще сильнее и принялись судорожно обмахиваться веерами. Полиньяк понял, что ему не следовало так говорить со своим сувереном. Но иначе он не мог.
Людовик Великий провел рукой по усам, а затем негромко произнес:
– Он продолжает настаивать на своем непосредственном праве офицера моей гвардии, каковым еще является? Или желает отправиться обратно в Париж?
– Только после того, как скажу то, что должен сказать, сир.
По комнате пробежал шепоток, когда около тридцати придворных покачали головами в париках. Король откинулся на мягкую спинку трона, скрестил ноги и махнул рукой. После этого два лакея открыли двери, и придворные поспешно вышли из зала Аполлона. Остались только Полиньяк и оба лакея.
Когда двери снова закрылись, король наклонился вперед:
– Да вы еще более упрямы и дерзки, чем мне докладывали. – Людовик смотрел Полиньяку прямо в глаза. – Что ж, по крайней мере, вы не такой подхалим, как Россиньоль. Нас окружают кокетливые люди, капитан. Разговор с прямолинейным человеком весьма освежает.
Брови его сошлись в заученном жесте.
– Хотя столь непозволительное поведение неприлично для аудиенции, солдат. Никогда больше не смейте возражать мне – мне! – при всем дворе. Это достаточно доходчиво сказано для такого упрямца, как вы?
Стиснув зубы, Полиньяк поклонился:
– Нижайше прошу прощения, сир. Дело в том, что эта ситуация не дает мне покоя вот уже несколько недель.
– Хм. Вы были тем человеком, который взял в плен этого английского инсургента, состоявшего в союзе с нашим сыном, не так ли?
– Именно так, ваше величество.
– Как так вышло, что он ушел от вас?
Полиньяк рассказал Людовику о неожиданном вмешательстве Ла-Рейни и о декрете с королевской печатью, который вынудил его передать пленников начальнику полиции. Рассказал о восстании булочников и побеге заговорщиков. Король слушал, и лицо его не выражало ничего.
– Мы видим, – заявил Людовик, – что нам дали дурной совет в этом деле. Мы разберемся с этим. Благодарю вас, капитан. Если верно то, что вы говорите, возможно, мой сын еще был бы жив, не вмешайся полиция и не испорти все дело.
Махнув рукой, король дал Полиньяку понять, что он свободен. Однако мушкетер не сдвинулся с места.
Король строго поглядел на него, однако глаза его весело сверкали.
– Что ж, его дерзость поистине неслыханна! Не будь я королем, я вышел бы из себя.
– Я не думаю, что он мертв, – произнес Полиньяк.
– Что-что?
– Граф… я хочу сказать, бывший граф Вермандуа, сир.
– Не мертв? Но, если верить отчету Ла-Рейни, на мосту Руаяль было обнаружено его тело.
– Ваше величество, я видел тело. Оно было одето в его одежду, это правда, однако выстрел из мушкета сильно изуродовал его, и лицо было не опознать. Это мог быть и кто-то другой.
– Почему вы так считаете?
– Примерно месяц спустя я получил посылку. Я полагал, что содержимое не годится для того, чтобы доверять его третьим лицам, особенно после того, как, по всей видимости, некоторые мои письма не дошли до вашего величества.
– Продолжайте.
– В посылке находилось вот это.
Из кармана он вынул кольцо с печатью, опустился на колено перед троном и протянул его королю. При виде герба графа Вермандуа у короля на миг перехватило дух. Людовик взял кольцо и принялся изучать его.
– В посылке было что-то еще?
– Да, сир. Саженцы.
