обладательницы был хороший вкус.
На стенах были развешаны плакаты с певцами и молодёжными группами. Прикроватная тумбочка, стоявшая возле окна, была чуть приоткрыта, сквозь щель просматривались очертания множества мягких игрушек. Коричневый медвежонок, лежавший на боку, и, будто ожидавший свою хозяйку, смотрел на меня печальными глазами. «Нет, не вернётся к тебе больше твоя подружка».
Чтобы не поддаваться тоске, так неожиданно нахлынувшей на меня, я отправился исследовать другие комнаты заветного этажа.
Пройдя почти до конца коридора, я увидел как двое парней из нашей группы ковырялись в прикроватных тумбочках одной из комнат.
– Я думаю лифчиков вы здесь не найдёте…
Они вздрогнули, и, обернувшись ко мне, замолчали. Потом один из них, явно смутившись, стал оправдываться:
– Да мы лекарства ищем, может что осталось…
– Что же вы, ребята, на войну ехали и анальгина с собой не взяли?
– Да представь себе из головы вылетело, – огрызнулся второй.
– А кто дал команду дверь вскрыть, она ведь на замке была?
– Бродяга приказал пройтись здесь и собрать вещи, которые могут пригодиться.
– Ну, если Бродяга приказал…
Пройдя почти весь этаж, я заметил, что везде были иконы с изображением Богородицы. Они были повсюду: в коридоре, над входом в каждую комнату, в столовой.
Рядом с выходом была комната с новой резной дверью, табличка на ней гласила – «Комендант».
Зайдя внутрь, я увидел большой двухъярусный сейф с открытой настежь дверью. Вырванный замок лежал тут же на полу возле стола.
Вероятно тот, кто в спешке покинул это помещение, в победу ополчения не верил. Поэтому, вероятно, собирался сюда в скором времени вернуться, предусмотрительно прихватив с собой ключи от сейфа.
Всё содержимое сейфа было небрежно выброшено на стол. Среди каких-то хозяйственных бумаг и документов я заметил, лежавшие россыпью и смотревшие на меня, десятки девичьих лиц. Это были фотографии три на четыре, вероятно, для пропусков, так как курсантки были на них одеты по форме.
Среди множества очаровательных девушек, смотревших на меня, одна смотрела по-особенному. Это была блондинка, с чёлкой на прямой пробор, с аккуратным прямым носом и чувственными губами.
«Ну не оставлять же тебя здесь одну»,– подумал я и достав свой паспорт, вложил её фотографию между страниц.
Аккуратно сложив остальные фотографии в стопку, я убрал их в сейф. Было жалко оставлять их на столе среди бумажного мусора.
Убирая фотографии, я заметил на одной из полок несколько листов, на которых были фамилии курсанток, а напротив номера телефонов. «Вот так удача».
Зайдя в нашу комнату, я прикрепил фотографию курсантки над своей кроватью. Док, увидав, симпатичное лицо спросил:
– Девушка твоя?
– Нет, здесь нашёл – курсантка бывшая. От однообразия мужского коллектива уже в глазах рябит, а так хоть какая-то радость.
– А может, она на западной Украине живёт, к тому же фашистка – получается, на врага любуешься.
Угрюмый, лежавший на своей кровати, оторвавшись от телефона, уставился на фотографию.
– А ты не вздумай смотреть на неё, «урка». Только посмей к ней прикоснуться своими грязными лапами!
– Да нужна она мне – у меня жена есть!
– Такая же как и ты?
– Нет, она у меня красивая…
– Да ладно, не ври, а ну? Есть ли у тебя в телефоне её фотография? Покажи.
Угрюмый достав телефон, и полистав фотографии, протянул его мне.
На меня смотрела худая брюнетка, двадцати пяти-семи лет. Её маленькие злобные глазки были увеличены за счёт обилия чёрных теней. Ей в пору подошёл бы парень в образе гота. Угрюмый же с его тупой физиономией абсолютно с ней не сочетался.
– Угрюмый, а что это она тебя на войну отправила? За какие грехи?
– Нет, я сам поехал. У меня дома свой небольшой бизнес был. У меня тётка богатая, при связях – вот и помогала. А потом как срок дали – так всё и накрылось.
– И ты подумал, что здесь бабок срубишь?
– Ничего я не думал.
– Да, это и заметно. Сдаётся мне, что драпанёшь ты отсюда при первом обстреле. Ну, видно же, что своей жене решил что-то доказать. Только ты не тот способ выбрал.
