Письма к Олафу Броку. 1916–1923

type="note" l:href="#n_108">[108] же меня не удовлетворил. Он мог дать Вам и количественно и качественно более значительный материал. Моя аргументация в здешнем Social-Demokraten[109] мне казалась более полною.

2) S?rtryk av Samtiden[110]. В этой статье проявились все чудные стороны Вашего «естества». Последний абзац стр. 662 и первый стр. 663 мне пришлись по душе, как не знаю что-либо другое. Я, безусловно, разделяю в этой области Ваши утверждения и радуюсь тому, что Вы их высказали так горячо и убедительно.

3) За Сергея Васильевича Рахманинова[111]. Он гениальный музыкант и пианист. Но натура славянская. Не знает, чего хочет. Решил ехать сегодня – отложил за сим на завтра, а теперь колеблется между Норвегиею, куда я его уговаривал ехать и Данией, куда его зовет один друг его. Если он соберется к Вам, то приголубьте его также, как Вы баловали всех друзей моих.

4) Беседовал я с А.[шбергом][112]. Воспользовался его интервью, за которое выбранил его поскольку имел на то возможность, ибо его слова – это Hohelied[113] большевикам и под конец спросил его, не поинтересуется ли он рядом предприятий, которые перечислил вкратце, не называя их владельца. Он ответил мне, что «momentan»[114] (разговор шел на немецком языке) об этом не может

быть и речи

. При этом подчеркнул

два раза это слово

. Следовательно, будем сидеть и ждать. А стыд за то, что творится в Брест-Литовске, ежедневно испытывается сильнее и боль за Россию растет не по дням, а по часам.

Никогда не чувствовал себя столь несчастливым. Обстоятельства так сложились, что личной жизни у меня почти не было: ласки и доброты я испытывал более всего (не впервые ли?) в Христиании. А то у меня была одна всепоглощающая и все исчерпывающая задача – работа на пользу России. Ею я только жил. Теперь все пошло прахом, и покамест будущее застелено таким густым туманом, что не разглядеть, откуда мог бы прийти свет спасения. Брррр. Простите за вопль отчаяния. Жаловаться не достойно человека и не следует падать духом. Но бывают скверные минуты, и, по-видимому, в одну из таких я стал писать Вам… Простите мое малодушие.

Савицкого[115], к сожалению, нет. Он должен был выехать из Петрограда накануне большевистского движения. Узнав, что большевики хотят экспроприировать земельную собственность, он полетел в Чернигов, к своим и там застрял теперь.

Стахович[116] благодарит за память и от души желает всего, всего лучшего. Он помолвлен с

премилою

девушкою – Ольгой Владимировной Безобразовой[117], и женится сейчас же после Крещения.

От души желаю и я Вам и всей дорогой Вашей семье счастья, здоровья, покоя души, а дорогой Вашей стране лучшего 1918 года, нежели был последний.

Сердечно обнимаю Вас

Ваш Гулькевич

18 18 XII 1917 [118] Стокгольм

Дорогой Профессор и Друг,

Не можете ли Вы мне помочь в совершенно легальной форме бороться с большевиками? От нас отправлен человек в Хапаранду, который будет телеграфировать сюда в Stockholms telegrammbyraa[119] (

не

Свенске телегр.[120]) сведения, полученные вне территории цензуры большевиков. Morgenbladet[121] обращалась уже ранее к названному выше бюро чтобы получать с 1 января 1918 г. известия из России. Ему бюро ответило, что Morgenbladet может получать их уже на днях. Вероятно, у Aftenposten, Sjofarstidende[122], Tidens Tegn[123] (Рольфу Т.[124] хочу писать, если удастся, сегодня же) и другие имеются здесь представители, которые у Stockholms telegrammbyraa могли бы получать такие данные. Телеграфироваться будут 300 слов ежедневно. Не найдете ли Вы возможным сговориться со знакомыми у Вас в редакциях упомянутых выше газет, чтобы их представители в Стокгольме получали из телеграфного бюро настоящие сведения о России? Директор телеграфного бюро поставлен мною в известность о моем письме к Вам.

По поводу объявленного большевиками, или, скорее, обещанного ими, «банкротства» России обращаю Ваше внимание на мое интервью в здешнем Social-Demokraten от пятницы 17/30 ноября. Не посылаю Вам его, ибо надеюсь, что орган Vidnes’а[125] перепечатал его.

Повторяю то, что сказал вчера: несвоевременным выступлением с предложением о продаже имущества в России вместо того чтобы внушить доверие к прочности собственности у нас мы неминуемо селим убеждение, что мы спешим «спасти», сбросив на иностранцев риск потери имущества. Как ни грустно отдалять возможность чувствования прочной почвы под собой, материального застрахования своего существования, опасаюсь, что ради интересов дела нужно поступиться возможностью быть утешенным перспективою такого обеспечения.