Письма к Олафу Броку. 1916–1923

64 2 XI 1919 Стокгольм

Поспела ли моя телеграмма, дорогой друг, вовремя? Не для печати: мне телеграфируют из Омска:

«Apres nouvelles bolchevistes 19 representants des cooperatives furent fusilles a Moscou et plus de 105… emprisonnes dans cachets de la prison… dans autres villes… representants cooperatives furent aussi persecutes dans nombreux fusilles. Par… decret pouvoir… toutes les cooperatives vont… et transformees en organe de ravitaillements. Ne conserveront leurs places que ceux des employees des cooperatives qui au cours de mois deviendront memdres du park “communiste”»[365].

Телеграмму эту я припрятал глубоко, ибо она идет как будто бы вразрез с моею вчерашней к Вам[366]. Но по сути противоречия нет. Где большевиков нет – кооперация существует и Бирк.[енгейм][367] с ней. А район антибольшевистской России все увеличивается.

Посылаю описание сибирских нравов – для личного Вашего сведения – но и с этим, даст бог, справимся.

Паяри[368] несколько угрюм и молчалив, но обещал на обратном пути зайти и познакомиться ближе. Soderjelm[369] должен был обедать вчера в одном доме, где я был приглашен. Узнав об этом, страха иудейского ради[370], уклонился. Просил, однако, устроить, чтобы я «невзначай» встретился с ним. Завтра днем я устрою ему и себе этот сюрприз.

Даже не пытаюсь высказываться по поводу Samtiden’s hj?lp[371]. Знаю, что кто смиренно встал на IV месте – стал во главе и в сердце всего дела. Целую благодарственно ее ручки. Детей и Вас нежно обнимаю.

Ваш Гулькевич

65 8 XI 1919 Стокгольм

Дорогой мой,

Настали опять дни черные… Петроградский фронт, если не поможет чудо, ликвидирован, или накануне того. Не спешите фрахтовать судно. Времени посылать припасы в Петроград много…

Несколько времени тому назад прибыла сюда из Петрограда женщина-врач Дэн. Она рассказывает и повторяет уже нам всем известные ужасы про жизнь в Петрограде, но также определенно считает снятие блокады недопустимым. Подвоз продовольствия в места находящиеся под властью большевиков приравнивает к преступлению перед Россией – средством задержать процесс падения большевиков. И тут Вы видите – люди, настрадавшиеся от большевиков, и то судят так.

Настоящее письмо нелепо по отсутствию содержания. Хочется только оградить Вас от расходов по фрахтованию судна. Иначе не стал бы писать, ибо настроение у меня отчаянное: неудача у Колчака, не видно у Деникина (вопрос с Петлюрой[372]), катастрофа у Юденича. Не теряю надежды на то, что Россия спасется, но цена становится все дороже и дороже…

Обнимаю всех, целую ручки дорогой Нины Ивановны.

Ваш всем сердцем

Гулькевич

66 22 XI 1919 Стокгольм

Дорогой Друг,

Давно не имею от Вас известий и несколько беспокоюсь Вашему молчанию. Здоровы ли Вы? Пишу, чтобы получить словечко о Вашем самочувствии и побеседовать с Вами о деле, которое затеваю.

Вы знаете, книжный голод в России так же велик, как и нужда в хлебе, топливе, одежде. Хочется помочь утолить книжный голод, ибо с голодом в материальных благах легче и лучше сумеют справиться американцы и иные любвеобильные иностранцы. Дать же народу хорошую по содержанию и по внешности книгу, да и по невысокой цене, притом же себе не в убыток – не так уж легко. Мы образовали маленький комитет (А. А. Чупров, некий д-р Шутяков[373], издававший в Копенгагене «Возрождение» и которого я перетащил сюда на роль корреспондента нового Сибирского телеграфного агентства «РТА»[374], Ляцкий[375], известный биограф Чернышевского[376], Гончарова[377], Никольский и т. д.). Наводим справки, стараемся привлечь деньги. Один мой друг одолжил мне для взноса в это дел 50 000 крон. Нам нужны миллионы, чтобы поставить дело, как мечтаем, и иметь доходы. Издательские опыты производятся ныне многими, в том числе и закуп-сбытом. Но, думаю, что то, что мы создадим, будет более ценным вкладом. Когда будет книга – распространять ее можно будет и через кооперацию…

Веду переговоры со здешним Handelsbanken[378], который связан с издательской фирмою Bonniers[379]. Жду результата взаимных их переговоров. Писал при случае и Висту, но