Мы срубили дерево, изготовили грубую долбленую лодку, вырезали весла и на второй день спустили наше судно на воду на открытом участке в верховьях озера. Нам сразу же бросилось в глаза, что нигде не было видно ни единого аллигатора или игуаны, не попадались и какие-либо крупные водяные змеи. Все это само по себе было странным. Болото кишело плавучими островками: вокруг упавших в воду подгнивших стволов или больших ветвей постепенно начинали скапливаться водные растения и создавали подобный островок, на котором могли расти даже небольшие деревья.
Мы огибали эти островки или пробирались между ними; часто приходилось прорубать дорогу в спутанной массе водных растений, и тогда один из индейцев, устроившись на носу лодки, начинал размеренно взмахивать мачете, а мы медленно гребли веслами. Наконец мы очутились на открытой воде; отсюда к берегу вел канал, куда мы и направили лодку.
Невозможно было сомневаться, что канал проделало какое-то гигантское животное, протащившее свое тело по болотной растительности и грязи к сухому месту на берегу, где виднелось на солнце огромное округлое углубление. Вода захлестнула растения вокруг на два фута выше обычного, высокие и толстые стволы на берегу были сломаны и втоптаны в грязь, принесенный на себе колоссальным телом ил засыхал на растоптанных растениях.
Подобные следы мог бы оставить очень большой слон или гиппопотам. В воду животное вернулось приблизительно в ста футах восточнее; небольшая прибрежная полоса, включая росшие на ней невысокие деревья, была вся истоптана — очевидно, вес животного составлял много тонн. Зверь, оставивший такие следы в минуты мирного отдыха, был во гневе, надо думать, совершенно ужасен.
Индейцев в лодке охватывал все более сильный страх, да и я, должен признаться, при виде следов стал глядеть на воду и прислушиваться к доносящимся с берега и островков звукам с возросшей тревогой.
Покинув это место, мы медленно двинулись дальше и вскоре нашли островок, явно служивший любимым пляжем огромных зверей; вся растительность на нем была раздавлена и измазана донным илом. Мы долго пробирались по заболоченному рукаву шириной около полумили и только на исходе дня оказались у противоположного берега; там мы обнаружили еще три лежбища неизвестных земноводных животных — одно большое и два примерно вполовину меньше.
Было понятно, что в озере обитает несколько существ. Здесь мы заметили еще кое-что, чего не видели раньше: листья пальм, нежные зеленые побеги и широкие участки зарослей тростника были объедены. Мне доводилось видеть места, где паслись стада слонов, и все это выглядело очень похоже. На одном из деревьев, на высоте четырнадцати футов над землей, темнело пятно ила.
Мы заторопились назад той же дорогой, однако дважды останавливались — и мне, и Пфленгу отчетливо послышались тяжелые всплески за островками на востоке. Индейцы настаивали, что нам следует немедленно уходить, а вечером сбились в кучку; нетрудно было понять, что они обсуждали, стоит ли оставаться в таком опасном месте. Они были страшно испуганы. В ту ночь мы впервые выставили часовых; мы с Пфленгом, каждый в паре с одним из индейцев, дежурили по очереди. Думаю, индейцы сбежали бы, если бы мы оба заснули.
После завтрака мы снова тронулись в путь в нашей лодке, взяв с собой крупнокалиберные ремингтоны и добрый запас патронов. Двигаясь вдоль южного берега, мы осматривали участки, наиболее подверженные влиянию горячих источников; почва на берегах становилась все более твердой, и к полудню мы начали находить новые лежбища. Потом мы обнаружили большую вмятину; животное в этом месте выбралось на берег и возвратилось в воду — а может, все еще находилось на берегу. Мы осторожно подобрались поближе и я ощутил дрожь волнения: грязь на стеблях тростника и водных растениях была еще влажной. Мы настигли добычу.
Со всей осторожностью, бесшумно действуя веслами, мы приблизились к берегу. Покинуть лодку означало бы погрузиться по пояс в жидкую грязь; но с лодки мы не видели ничего, кроме зеленых зарослей. Мы шепотом посоветовались и Пфленг заявил, что намерен пойти по следам на берег, даже если это будет стоить ему жизни. Неожиданно показалась стая обезьян, собиравших иссиня-черные ягоды с ветвей росших на болоте деревьев. Только мы их разглядели, как они внезапно разразились громкими криками. Между ними поднялось что-то большое и темное, полускрытое ветвями, и суматоха достигла предела.
Один из индейцев в страхе начал быстро грести, и не успели мы его остановить, как оказались в сотне футов от берега. Теперь мы ничего не видели, а индейцы решительно отказывались вновь приближаться к берегу. Мы с Пфленгом не отваживались опустить ружья и взяться за весла. Зеленая стена заволновалась, послышались звуки, похожие на шлепанье громадных лопастей; они смешивались с воплями обезьян, мчавшихся в разные стороны. Несколько раненых или запутавшихся в ветвях обезьян пронзительно верещали поблизости, затем их крики утихли. Минут на десять повисла полнейшая тишина — а затем мы увидели, что к озеру движется жуткое чудовище, которое я опишу ниже.
Голова его возвышалась над кустами в десяти футах от земли. Она была величиной с бочонок из-под пива и по форме напоминала голову тапира с приспособленным для рытья или хватания хоботом. Маленькие тусклые глазки походили на глаза аллигатора. Животное было покрыто полузасохшим илом, но мы все же сумели разглядеть змееподобную, хотя и довольно толстую чешуйчатую шею; чешуя была грубой, как на боках аллигатора, однако не такой толстой, как на спине последнего.
Животное, по всей видимости, не сочло нас достойными внимания или не заметило и продолжало приближаться, пока не очутилось не более чем в ста пятидесяти футах от нас. Мы видели часть тела шириной около восьми или девяти футов в плечах, если только можно употребить это слово ввиду того, что
