помешательство, он понял, что следы могут его выдать, а потому, вспомнив свои подвиги в цирке, прошел на руках за ножом… Весьма возможно, что его навели на эту мысль следы бекасов и куликов, которые видны везде кругом.
— Но мистер Хайнс? И вы сами?
— Не знаю, почему он задумал убить нас; может быть, боялся, что мы узнаем его тайну. Я избавился от смерти лишь благодаря тому, что бросился бежать в сторону, когда он метнул нож… Брошенное неверно орудие перевернулось, и тяжелая рукоятка его, ударив меня по лбу, оглушила меня.
Тут послышался стон клоуна, и мы занялись тем, чтобы привести его в чувство.
В настоящее время он находится в больнице и есть надежда на его выздоровление. Мистер Кольтон также оправился после своего приключения; я также, хотя у меня осталось не особенно удобное затвердение мускулов в том месте правого плеча, где оно было укушено. Я действую теперь левой рукой, когда является необходимость пускать в ход сетку для ловли насекомых. После долгих поисков мне все же удалось найти остатки образчика Pseudargolius’a с одним почти нетронутым крылом. Он еще может быть объектом при изучении строения этих видов. Моя монография о птеранодоне не была, само собою разумеется, напечатана. Но тем не менее я считаю нужным подтвердить, что существование этого животного все же возможно в границах научных предположений.
В кабинете старого профессора Дилювиуса по-прежнему ярко горела настольная лампа.
За плотно закрытыми жалюзи первые лучи утреннего рассвета уже осветили окрестности. Тем не менее, старый профессор продолжал работать. Какая-то редкая и чрезвычайно интересная находка, видимо, заставила ученого совершенно забыть об окружающем мире и о себе самом.
Профессор Дилювиус был директором палеонтологического отделения Музея естествознания. Его исследования ископаемой фауны, в особенности же касавшиеся динозавров, были признаны в нескольких областях эпохальными…
Настоящий кабинет профессора располагался на первом этаже музея, и только самые необычные обстоятельства могли подвигнуть его заняться обработкой палеонтологической находки у себя дома.
Да, чудесное, необычайное ископаемое лежало сейчас перед ним, и руки профессора — все еще искусные и уверенные, несмотря на преклонный возраст ученого — прилежно высвобождали его из камня.
Профессор, меняя подобные резцам инструменты, работал над плитой литографического известняка неправильной формы, добытой близ Айхштета. Осторожно и очень бережно, начав с края, он удалял один за другим слои известняка, пока не достиг отмеченного карандашной окружностью места.
Что за странное, допотопное существо покоилось, окаменев, в отложениях известкового сланца?
Целая гора каменных осколков уже громоздилась перед профессором, и все-таки он не давал отдыха усталым пальцам и горящим глазам — снова и снова атаковал плиту, то и дело применяя новые инструменты.
Граухен, великолепная серая кошка, уютно разместившись в кресле, удивленно наблюдала за непонятной ночной деятельностью хозяина. Она досталась профессору от покойной жены, которая когда-то нашла в прихожей беспомощного маленького котенка, полумертвого от голода. Кошка всеми силами пыталась привлечь внимание профессора: сперва мурлыкала, затем тихо мяукала, но все было напрасно; наконец, досадливо помаргивая, она закрыла глаза.
Где-то рядом пробили часы. Профессор Дилювиус прислушался и внимательно сосчитал удары.
— Четыре утра! — произнес он. — Я тружусь уже двенадцать часов и, кажется, самая грубая часть работы закончена. Теперь нужно быть вдвойне, втройне осторожным!
Он вновь начал царапать и долбить плиту, и каменные осколки, вылетавшие из-под резца, становились все меньше и меньше. Теперь он действовал с помощью стальных инструментов самого малого размера.
В полнейшей сосредоточенности он проработал таким образом почти два часа. Внезапно острие резца откололо сравнительно крупный фрагмент камня…
— Вот оно! — вскричал профессор Дилювиус.
Над плитой показалась верхушка яйцевидной окаменелости…
— Приветствую тебя, радостный дар миллионов ушедших лет! — ликовал старый профессор, в восторге хлопая в ладоши и подскакивая то на одной ноге, то на другой.
— Приветствую тебя, подарок rara avis![41] Колумбово яйцо и — даже яйцо Леды — лишь тень в сравнении с тобой!
