ИК: Это возможно лишь с преодолением общества. Преодоление общества лежит не на пути философских рассуждений, но на пути технологических инноваций. Технологические инновации ломают традиционное устройство общества сильнее любой идеологемы. Так оно было и всегда, но раньше был больший период рефлексий, отпущенный обществу на освоение. В отчужденной форме это воспринималось как изменение идеологической базы. Иными словами, совокупности философем, которыми пользуются при принятии решений управители общества. Но всегда, и это пытался доказать марксизм, философия лишь отражала свершившиеся изменения в производственной базе. Раньше это было неочевидно. Проходил большой оборот времени. Сейчас философия даже не успевает освоить происходящие изменения в хозяйственной базе. Они воздействуют на общества непосредственно. Любое появление какого угодно религиозного пророка не способно произвести такое впечатление на общество, как, например, возможности нанобиотехнологий и изменения реальных параметров физического тела. Технология становится обнаженным механизмом общественных отношений.
Корр: И механизмом преодоления общества?
ИК: Да. Современное общество находится в шизоидном состоянии, потому что руководствуется представлением об информации как основной ценности, о мире как движении нематериальных потоков, того, что мы раньше называли духом или эфиром. При этом никакое количество телеканалов не спасет любое современное государство от отсутствия муки, хлеба и мяса. Существует шизофреническая расчлененность между тем слоем человеческой жизни, который образуется деятельностью разума, и тем слоем, который образуется деятельностью тела. Оно никогда не было столь глубоко. До 19 века любая философия была по своей природе натурфилософией. Она все равно обсуждала нечто наличное, что полагалось неизменным от сотворения. Она рефлексировала о наличности. Сейчас под сомнением находится сама наличность. При этом она, естественно, не изжита. Как бы мы не рассуждали про символы, симулякры и лингвистические коды, мы понимаем, что пока мы имеем дело с существами из плоти и крови, которых можно убить при помощи быстролетящих предметов, получается шизофрения. Все общество поглощено смакованием информационного насилия, в то время как объем брутального дошел до максимума.
Корр: В таком случае необходимо уничтожить современного человека, дабы родился пост-человек. Каким образом мы должны уничтожить нынешнего человека?
ИК: Речь не идет о том, что мы должны уничтожить человека, мы говорим, что человек, в традиционном понимании, будет уничтожен. Он уже уничтожается. Это и есть содержание нынешней переходной эпохи, содержание этого момента. Проблема состоит в том, чтобы взять этот процесс под контроль, потому что он может совершаться в разных интересах. От того, какой интерес господствует, будет зависеть каким предстанет общество будущего, образующееся в результате революции, которая будет похожа не столько на социальные революции, сколько на революцию неолитическую. Это не будет событием одного дня.
Корр: Каким образом можно взять этот процесс под контроль?
ИК: Только при помощи религиозной философии и религиозных отношений. Необходима новая телеологическая религия целепоставления «зачем существует человечество?»
Мое братство и моя вражда с традиционалистами заключается в следующем. Они правильно ставят задачу: человек уничтожен (таким, каким его знала традиционная религия) или почти уничтожен. Но дальше они говорят, что по этому поводу стоит вернуться назад. В этом точка нашего расхождения. Нужно идти вперед. Консервативная революция не может победить. Она не может победить тенденцию отчуждения от природы, ибо эта тенденция лежит в основе человека как вида. Это его первое отличие, за которым следует речь, прямохождение, когнитивные способности. Все вырастает из этого. Отчуждение — это раздор с природой. Залечить его они не могут. Это невозможно, потому что информация уже осознается по-другому. Если произойдет современный катаклизм, вроде атомной войны или падения метеорита, но уцелеет достаточное количество человеческой биомы, которая может продолжать действовать, иными словами, если не произойдет гибель вида, то человечество не будет стартовать из каменного века. Эйнштейн пошутил, когда сказал, что четвертая мировая война будет вестись исключительно камнями и палками. Будут воевать еще более совершенным оружием. Технологии не исчезнут. «Жесткие диски» выносливей людей. Даже если после катастрофы на земле останется два миллиона человек, у них все равно уже будут компьютеры, они будут знать, как делать электричество, они построят электростанцию через три недели. Процесс этот невозможно обратить.
Нужно ответить на вопрос, во имя чего в космическом плане такой процесс осуществляется? Нужно ответить на вызов. К примеру, если предположить, что дьявол может использовать технологии и прогресс против человека, то почему бог не может обратить их во благо? Традиция отрицает диалектику, присущую любому знанию, любой технологической инновации. В этом ошибка. Нельзя обратить время вспять и вернуть прошлое, воюя за традиционную цивилизацию и пользуясь при этом спутниковыми телефонами, как это делают талибы.
Корр: Давайте поговорим о вашем издательстве. Вокруг «Ультра. Культуры» сложилась определенная мифология, образ, гласящий: «Ультра. Культура» — издательство запрещенное, радикальное, опасное. Образ порождает спектакль, спектакль порождает симулякр. Не становится ли издательство заложником своего образа? Не становится ли образ — летающей фикцией? Происходит ли внутренняя борьба за преодоление симулякра?
ИК: Да, потому что образ ограничивает, и это при том, что любое успешное дело требует соблюдение имиджа. Как мне кажется, нас это не сильно связывает. Мы сталкиваемся с этой проблемой лишь в контексте журналистов и их восприятия, а не в среде издательства, его авторов и продавцов. Внутри издательства иные страхи. Мы начали бояться, что становимся слишком официозными…
Корр: Расскажите о внутренних форматах издательства.
