ИК: Мы начали с необходимости самоопределения, дефиниций и всего прочего.
ГД: Скорее даже с позиционирования…
ИК: С позиционирования, с избыточности и преувеличенности мира, в котором мы живем… Так вот, многие ведущие ценности этого мира, которым якобы надо следовать, на поверку оказываются всего лишь тем самым двигателем торговли, той самой рекламой, которая заставляет человечество дальше жить в той парадигме, в которой оно живет сейчас, не пытаясь ее пересмотреть. И, соответственно, получается, что освобождение от них — это способ спасения в каком-то смысле.
ГД: Но на самом деле самоопределение и позиционирование это ведь вещи совершенно разные. И все то, что вы сейчас мне рассказали, относится как раз к позиционированию, а не к самоопределению, которое и есть то самое чувство внутренней цельности, чувство внутреннего стержня, да?
ИК: Я думаю, что внутренняя цельность и внутренний стержень не могут оставаться скрытыми, если личность имеет их. Они в любом случае будут заметны снаружи. И соответственно, это будет определять поведение личности. И, как это ни парадоксально, единственным стержнем, который в современном мире работает, стал индивидуализм (я не говорю про исламский мир, я про наш мир, про мир «белого человека»). Мы привыкли рассматривать этот наш мир как раз как мир индивидуализма, мир индивидуалистических ценностей. Парадокс состоит в том, что единственной защитой и единственным спасением от этих ценностей стал именно индивидуализм, причем в крайних формах. Потому что на поверку оказывается, что этот мир, в котором мы сейчас живем, антииндивидуалистичен. Что его степень тотальной интегрированности выше даже, чем даже у коммунизма в его периоды силы и зрелости. Мы все вроде совершаем разные произвольно выбранные поступки, но все эти поступки укладываются в очень узкий ассортимент выбора, речь идет о том, какой пиджак купить — Prada или Cavalli, в более остром смысле — купить пиджак Prada или ходить в одежде из этнического шопа из волокон конопли, но речь не идет о том, чтобы снять одежду вообще и пересадить себе чешую от рыбы…
ГД: Ну, просто потому что это неудобно!
ИК: Нет, это не неудобно. Это может кому-то очень понравится, если он ихтиандром хочет быть, например. Все зависит от того, какая цель. В любом случае, нам предлагают выбирать из тысячи вариантов одного и того же. Причем этот выбор становится все уже и уже!
ГД: Предлагают? А кто предлагает?
ИК: Есть такая грамматическая форма — безличный оборот «нам предлагают». Естественно, предлагаем мы же сами себе. Одни предлагают другим, это понятно. У этого процесса есть и руководство определенное… Но я сейчас не об этом. Я сейчас не о теории заговора, а о том, насколько мы сами участвуем в этом процессе.
ГД: А, я понимаю…
ИК: Это отказ от самоидентификации. Личность — это личность. Личность может по одному вопросу иметь вот такое мнение, а по другому вопросу иметь вот такое мнение, и совершенно не заботиться о том, чтобы они сходились в рамках ценностей и символов иерархий во внешнем мире, а заботиться только о том, чтобы они были внутренне непротиворечивы по отношению к логике собственной личности.
ГД: Обратите внимание на то, что когда человек становится брендом, он… Ну, вы знаете, есть много примеров людей, ставших брендами…
ИК: Ну, Ксения Собчак, например.
ГД: Да, например. Так вот, человек, который становится брендом, он изначально сам по себе личность. Все бренды в поп-культуре построены на личностях. Пэрис Хилтон, Мик Джаггер, Квентин Тарантино — ведь все эти бренды были вначале личностями, а потом уже стали брендами. Но они цельные личности сами по себе и, в частности, именно это позволило им стать брендами, спозиционироваться.
ИК: Да, но мы имеем огромное количество людей, которые становятся брендами, не будучи личностями.
ГД: Так не бывает, мне кажется. Где эти бренды? Дайте пример?
ИК: Ксения Собчак.
ГД: Ну почему, она личность.
ИК: Евгений Петросян.
ГД: Петросян? На него я не обращал никогда внимания, но раз он стал брендом, то, наверняка, он личность.
ИК: Тогда у нас разные понятия о личности. Для меня это не только не личности, но даже и не человеческие существа.
ГД: Ну, они, безусловно,
ИК: Нет, личность — это понятие сугубо антропное, оно не может быть реализовано в других формах, пока нам известных. Может быть, есть мир невидимых или мир инопланетян, но мы его не знаем. Поэтому пока это антропное понятие. И мы можем сказать, что если ты не личность, значит ты не человек.
ГД: Но если человек надевает чешую и становится ихтиандром, разве он не перестает быть человеком?
ИК: Если у него сохраняется человеческий тип сознания, то он остается человеком. То есть антропность — это же не внешний вид. Мы тоже пока еще не встречались с антропностью, проявленной в других формах материальных. Но гипотетически мы стоим на пороге этого. Тут дело в
