Слышат ушами — слушают всем организмом
ДГ: Способна ли музыка изменить мир?
ИК: Музыка не способна изменить мир, но она способна создать людей, которые изменят мир.
ДГ: Почти все мы слушаем музыку с самого раннего детства. Можно ли сказать, что всех нас музыка создает — или это относится только каким-то особенным людям, умеющим слушать музыку?
ИК: Нет, музыка создает всех, в особенности — плохая.
ДГ: Плохая — это та, которая тебе не нравится? Или есть какие-то другие критерии плохости?
ИК: Плохая — это та, привыкнув к которой не сможешь слушать хорошую и перестанешь замечать любую.
ДГ: Следует ли из этого, что человек, привыкший к хорошей музыке, может слушать и плохую?
ИК: Может, но не станет.
ДГ: Но как можно не слышать того, что звучит повсюду?
ИК: Есть огромная разница между слышать и слушать. Слышат ушами, слушают — всем организмом.
ДГ: Ну, тогда более конкретный вопрос: как и где ты предпочитаешь слушать музыку?
ИК: Это вопрос непростой — когда где, когда как. Но все-таки современные концертные формы существования музыки это — увы! — подмена слушания коллективной тусовкой. Поэтому я редко хожу на концерты в душные клубы.
ДГ: Конкретный вопрос номер два: когда ты слышишь песни, написанные на твои стихи, какие чувства ты испытываешь?
ИК: Уже никаких. Изредка: «Кто это написал?»
ДГ: И, наконец, что проще: сочинять песни, писать прозу, переводить тексты или издавать книги?
ИК: Проще всего не делать ничего из вышеперечисленного. Но очень скучно. Правда я никогда не пробовал…
ДГ: А теперь совсем последний вопрос: чем бы ты занялся, если не нужно было зарабатывать деньги?
ИК: Тем же самым, что и сейчас, но с большим размахом. И желательно не в Москве.
Петрозаводск — матрица
НСЕ: Как побороть в себе провинциала? Можно ли жить в глуши, воспитывая в себе центровые мозги?
ИК: Надо представить, что именно ты и находишься в центре. А затем начинать действовать в соответствии с этим представлением. В конце концов, как известно, нет ничего провинциальнее столиц, нет ничего более погруженного в самолюбование и выяснение мелких местечковых взаимоотношений чем столичные элиты.
НСЕ: За что вы так любите слово «симулякр»?
ИК: Да не люблю я его. Ненавижу. Но оно обступает нас со всех сторон. Куда не ткни — думаешь, вещь, а посмотришь поближе — блин, симулякр!
НСЕ: Знаменитое «душа обязана трудиться» оправдано? Может, лень — гораздо более продуктивное явление для философа?
ИК: Трудиться и работать — разные вещи. Лень и безделье — тоже. Так что правильное состояние философа — безделье, наполненное непрестанным душевным трудом.
