ОБ: Нет. Может быть, я неправильно высказалась. Я считаю, что если члены какой-то партии совершили противоправные действия, нельзя судить только тех людей, которые убили, и совершенно не разбираться, почему это произошло, и имеют ли отношение люди, принадлежащие этой партии.
МГ: То есть вы говорите, что нужно судить не только действия, но и идеологию.
ОБ: Мне кажется, что с этим нужно разбираться.
ОК: Я считаю, что вообще это все лицемерие и фарс, пока у нас еще живы те, кто замучивали своих сограждан в концлагерях, пока у нас нет суда над компартией, пока эти люди получают большие пенсии, у них награды, пока они живы и ходят. Извините, осудить какого-то мальчишку, который просто швырнул яйцом, а тут сидят монстры, до сих пор ходят и бряцают медалями, хвалятся ими.
МГ: Аккуратнее, какими медалями?
ОК: Которые они получили за выслугу лет. Просто есть люди, которые получили ордена заслужено, а есть люди, которые получили за то, что замучили своих сограждан.
МГ: Понятно, давайте осудим сталинские репрессии, а потом… Вы, может быть, правы, но мы говорим о нынешней ситуации.
АТ: Вопрос Ольге Бер: давайте судить идеологию. Это очень легко, когда она организована и существует в виде партии, а вот с моей точки зрения большинство семейных убийств вызвано тем, что мужчина по своей идеологии считает, что женщина должна знать свое место. Значит, осудив мужчину, который убил свою жену, мы должны осудить вместе с ним ту идеологию, которая его привела сюда.
МГ: Кстати, очень хорошая идеология, не к столу будет сказано.
АТ: Где корни этой идеологии, и кого мы будем судить, если этой идеологией живет, к сожалению, большинство человечества? Где мы найдем границу, за что можно судить, когда и за какие убеждения? Если я говорю всем, что человечина вкусна, и ее, наверное, надо кушать, но за свою жизнь я никого пальцем не тронул, и даже не зарезал. Нужно ли меня за это судить, если где-то кто-то съел человека, и можно ли доказать связь между моими идеями, которые я изложил в художественном произведении, который называется фильм «Ганнибал», например, и тем, кто съел где-нибудь в Оймяконе своего товарища по геологической партии?
ОБ: Мне кажется, что вы абсурдистский момент затронули.
АТ: А это важно, абсурд всегда будоражит мысль.
ОБ: Но не надо доводить до абсурда, мне кажется. Я пока от своего мнения не отказываюсь, я не знаю, кого нужно судить. Если муж имеет неправильную идеологию и убивает свою жену, наверное, нужно разбираться, может у него с психологом проблемы, еще какие-то корни. Я не знаю, кого в данной ситуации нужно судить, кроме мужа, не готова ответить.
ФК: Демократический механизм существует, он давно применяется. Если есть идеология экстремизма называемого, то идеологию нужно запретить, то есть партию запретить. Но людей, членов партии, сажать нельзя.
АО: Идеологию нельзя запретить.
ОК: У нас ситуация, когда на улице гаишник останавливает машину, говорит: «Я вас должен оштрафовать. У вас ремень не пристегнут». А мимо едут по тротуару машину. Я говорю о лицемерии.
МГ: Делаю вам замечание. Я не хочу общих разговоров. В нашей стране очень много всего не так. Я говорю об очень конкретной вещи, которая мне интересна: как должны работать демократические механизмы в стране, которая декларирует себя демократической. Как она, столкнувшись с радикалами, должна себя вести, что это за демократические механизмы, как они должны учитывать не только мнение большинства, которое не хочет взрывов на улицах, но и мнение меньшинства, в данном случае радикалов.
АТ: Я вот что хочу сказать. Все-таки то, о чем мы говорим, имеет определенные рамки и границы. Фашизм, он и есть фашизм, никуда от этого, Илюша, ты не денешься. Если я в Германии хочу купить книжку «Майн Кампф», я ее нигде не куплю, ни на каком развале.
ИК: И это плохо.
АТ: А на Кузнецком мосту ты ее купишь тут же.
ИК: И это хорошо.
ОБ: Это плохо.
АТ: Я считаю, что это нехорошо, отвратительно, потому что у нас абсолютно не работает Конституция, нам не нужно было никакого закона об экстремизме, если бы у нас работала Конституция, давно уже прописавшая все это. Далее я считаю, что те случаи, о которых ты говоришь, нужно доводить до крови, а потом… Нужно предугадывать эти случаи. Нормальные демократические структуры предугадывают. Допустим, в Штатах, если китаец убил армянина, запрещено называть в печати: «китайский китаец убил армянина». Просто говорят: «гражданин такой-то убил гражданина такого-то», чтобы не разжигать…
МГ: Господин Хум Де Ван убил Маратика Карапетяна — крутой ход демократического государства.
АТ: Это пример. Они пытаются смягчить этот удар. Второе — что бы у нас было, если бы кто-то у нас сжег флаг, его наверняка бы посадили. Но в нормальных странах в уголовных кодексах написано, что сожжение флага не является актом протеста, и флаги там не сжигают. А если
