пневматический гайковёрт, работающий по принципу электродрели. Гайками и болтами они скрепляли парты и передавали их на покраску. Цех был большой и светлый, но запах смолы и краски резко бил в нос.
Работа считалась вредной, и поэтому за вредность выдавались ежедневно специальные жиры. Производство по изготовлению мебели трудным и сложным нельзя было назвать, всё было автоматизировано. Но когда Иван выходил на улицу, создавалось впечатление, что стоит время эпохи дореволюционной России. По узкоколейной железной дороге, таская, тяжёлые вагоны бегали запряжённые конки. По дорогам производственной зоны везде сновали разномастные лошадки. Этими выносливыми и умными животными осуществлялись все транспортные перевозки на производстве. Ветеринар — или по лагерной терминологии, коновал, — был командиром отряда гужевого транспорта. Он смотрел за лошадьми и руководил извозчиками. В этом отряде работал Лёня Покер, которого Иван знал по свободе, — ему доверили одноглазого мерина по кличке Маг. На нём он возил бункера с опилками в цех прессованной плиты. Впервые в жизни Беда смог прокатиться верхом на коне, хоть и одноглазом. На разводе у проходной Лёня всегда дожидался Беду, и он верхом на Маге подвозил его до места работы. Иногда они взбирались на него втроём, сажая позади Рамбая. Цеха находились далеко от проходной и лошади зачастую использовались в начале работы для извоза зеков.
Прошла рабочая неделя, Беда с Рамбаем совсем освоились с работой и адаптировались в отряде. Коля парень был рисковый и подсел на карты, где ему постоянно фартило. Беда его увлечение не одобрял, но Рамбай был на несколько лет старше и в его советах не нуждался.
— Ты видишь, у нас в тумбочке продукты появились? Жить надо как-то. А не то ноги протянем, — говорил он.
— Это до поры до времени, а срежут тебя. Чем платить будешь? — спрашивал его Беда.
— Будет день и будет пища, — отвечал он, — мне тоже должны бабки. Если что я долг свой на них переведу.
Полосатый шарф
В столовой на рождество Беда наткнулся на Рудольфа, парня, который раньше играл за команду Спартак, но что он находится в заключении, Иван об это не знал. Рудольф что-то доказывал рядом сидящему с ним мужику. Беда, обрадовавшись такой встречи, сорвался с места и подошёл к его столу сюрпризом:
— О чём торг ведём? — спросил он.
Рудольф повернул голову, присмотревшись в знакомое лицо, вскочил со скамейки, облапил Беду и приподнял его в воздух.
— Ты, как здесь очутился? — Ты — же в городе был недавно. Я письма со свободы получал, и о твоих успехах в футболе знаю хорошо.
— Был там, теперь лесным воздухом дышу, — улыбаясь, сказал Иван.
— Пошли на улицу выйдем, там покурим и заодно почирикаем, — позвал Беду Рудольф, отодвинув свой обед в сторону.
Они спустились с возвышенности, на которой стояла столовая, и встали у отведённого места для курения. Рудольф достал из кармана табакерку местного изготовления и начал с газетной бумаги скручивать себе цигарку. Беда вытащил из своего кармана портсигар с набитыми папиросами «Север» и протянул его Рудику.
Когда Рудольф брал в руки портсигар, Беда заметил у него на левой руке отсутствие трёх пальцев. На кисти торчали большой палец и изуродованный мизинец.
— Ты же не курящий и откуда такое богатство? — удивлённо спросил он, часто хлопая глазами.
— Жизнь заставила закурить, а папиросы это гуманитарная помощь. Беда подробно рассказал, что их тумбочка благодаря Рамбаю наполовину заполнена папиросами и сигаретами.
Беда закурил вместе с Рудольфом. Он пару раз затянулся и бросил бычок в металлическую бочку, которая была врыта глубоко в землю и служила вместо большой пепельницы.
— Пошли в тепло? Не могу на морозе курить, удовольствия никакого не получаю, — предложил Беда.
— Пойдём лучше ко мне в гости, посмотришь, как я живу, чифиря сейчас глотнём, — затушил Рудольф большим пальцем левой руки папиросу и положил себе в табакерку.
— Ты где пальцы потерял Рудик?
— На прессе, год назад. Зеванул трохи и под прессом оставил их. Кстати меня Рудиком здесь редко кто зовёт, больше Курком или Руфом кличут.
— Нормальная кликуха, а меня по фамилии кличут. Многие думают, что у меня погоняло такое, а я не возражаю. — Беда тяжело вздохнул и тревожно произнёс. — Я вот подельника своего потерял Кадыка, — ты его, наверное, не знаешь, он в футбол мало играл, и то только в юношеской команде. Потом в ДОСАФ пошёл на планериста учиться. В тюрьме слух прошёл, что его за неделю до меня отправили сюда.
— Погоди! Погоди! — а Захар Минин, — тебе же родственником приходится? — спросил Рудик, — он, где сидит?
— С Захаром ясней некуда, он в Соликамске чалится, а вот Кадык должен быть рядом.
