участь другая должна быть. Теперь слушай о главном. С тобой по этапу пойдёт Фура, ему сидеть тоже осталось, как и тебе самую малость. Этот Фура, скользкий тип. У него на вашем берегу в речном порту стоит Лаба, в которую скачивают отработку все суда. Фуру я знал ещё по свободе. Когда его посадили, командовать этой Лабой стал его отчим, – бывший мент Боровик. От Фуры, я случайно узнал, что у Захара была серьёзная марцефаль с этим отмороженным Боровиком. Сам Фура превосходно знал Минина и постоянно ему отстёгивал навигационные бабки. Когда нашли его труп в сетях, навигация еще не началась, но Лаба стояла на обычном месте. Это я хорошо помню, потому – что на похороны я приезжал на своей машине, и перед процессией мы ездили с твоим дедом Романом на то место, где выловили Захара. А самая важная деталь, что Захар никогда сетями не ловил и признавал один спиннинг, тебе это хорошо известно. Догадки у меня есть, что с этой Лабы ему помогли уйти из жизни. Не мог он запутаться в сетях, даже пьяным. Это ты всё расскажешь Ивану или Августу. Сам в эти дела не лезь, опасно. Фуре на этапе ничего не говори. Он не знает, что ты родственник Захара. Но на крайняк знай, что он непутёвый. Луку во Владимир в тюрьму он отправил. Должен Фура был ему приличную сумму. Вот и отодвинул его подальше от себя. Я думаю, ему Лука этого на свободе не простит, и я Фуру к опущенному столбу не стал подводить, чтобы выудить у него как можно больше нужной информации. Он, честно говоря, и не знает, что мне всё известно о его косых делах. Задержись он здесь ещё трохи, его бы хлопнула здесь братва. А я доил Фуру нехило. Считай, что мы с тобой здесь за его бабки припеваючи жили, и вышел ты из Бура, тоже за счёт его бывшей финансовой базы. Понял Вовка, в чём соль?
– Всё я понял, не дурак, – сказал Колчак, – но только не пойму одного, если он такой кучерявый и при бабках, зачем он дал увезти себя на худшую зону?
– Это для тебя зона будет хуже, а у него вернее всего там ментовские подвязки есть, вот разнарядка на него и пришла. Ты, запомни только одно. Если он блатовать будет, я тебе в альбом открытку сунул с зашифрованной ксивой. Засветишь её при необходимости. Нельзя козлоте давать хвост поднимать. А если он смирно будет себя вести, – забудь про открытку. Он на свободе нам сгодится.
– Дядя Сева откровенно тебе скажу, у меня заочно уже злость и неприязнь подкрадывается к этому Фуре и его Лабе.
– Вот этого не надо. Во всём нужно хладнокровие и трезвый ум, – осадил Вовку Сева, – и ещё одно. Помни новоё место, новые люди. Не старайся с первого дня вскакивать на седло. Можно упасть и не подняться. Осмотрись, как следует, но на этапе держись так, как жил на зоне, чтобы твой авторитет вместе с тобой пришёл в новый лагерь. Знаешь, как бывает, новая колония, новые порядки. Хотя я уверен, что загрубить никто не посмеет против тебя. Молва сразу по зоне разнесётся, что мой кент заехал в лагерь и ты уже не тот мальчик с длинными ресницами, каким был раньше. Они кстати у тебя короткие стали и больше не загибаются, как у куклы. Ещё не забывай, на эту зону в основном отправляют тех, кому скоро на свободу идти. Возможно, там беспредел гуляет. Если даже в невмоготу придётся, всё равно свой крутой нрав не показывай. Паскуд не трогай. Они сами себя накажут. За них страдать позорно и грешно таким орлам, как мы с тобой, – дал последствие напутствие Вовке Сева. После чего крепко обнял Колчака и подтолкнул к дверям вахты.
До темноты их продержали на вахте. К поезду подвезли только глухой ночью на двух воронках. Посадку производили по очерёдности личных дел, находившие у начальника конвоя. Чью фамилию он выкрикивал, тот без промедления должен забегать в вагон, где его помещали в зарешёченный отсек. Если чуть замешкаешься, то обязательно получишь дубинкой по телу или по голове. Поэтому погрузка происходила в ускоренном темпе. Колчак зашёл в вагон без промедления, не испробовав на себе ударов дубинок. Ему везло в этом отношении. Он был спортивен и на конвой раздражающе не действовал. Отсек купе куда его поместили, был уже полон. Ему уступили место у окна. Когда он присмотрелся с темноты, то увидал, что напротив его сидит Фура. Он снял с себя ботинки и носки, и водрузил свои ноги, на полку Колчака. Перед самым лицом Вовки оказались две голые ступни, от которых исходил неприятный запах.
Колчак тактично показал Фуре глазами, что бы он убрал свои ноги, но тот, как – бы не понимая, нагло и надменно смотрел Колчаку в лицо:
– Фура убери ноги, ты, что хочешь задушить меня своим галантерейным ароматом, – спокойным тоном попросил его Колчак.
…Фура не догадывался, что спрятано под этим спокойным тоном и продолжал делать вид непонятливого пассажира. Хотя он отлично знал, как расправился Колчак с его друзьями.
– Если не уберёшь сейчас, предупреждать больше не буду, запихаю тебе в пасть твои смердящие носки, и поломаю пальцы на ногах, – зло, сверкнув глазами, вторично предупредил Фуру Колчак.
Тот хотел ему, что – то возразить, но Колчак упреждающе привстал со своего места, после чего Фура резко отдёрнул свои ноги:
– Колчак, ты чего перья, как павлин распускаешь? Тебе здесь не зона. Это ты там ходил королём, потому – что отмазка за тобой была. А здесь дорога, тут может всякое произойти. А командовать мной, ты ещё молод. Нечего строить из себя интеллигентного вора. Ты идёшь на другую зону и неизвестно, как тебя встретят там и понты не надо разводить, словно ты четвертак отмотал. Я сижу больше тебя и веду себя прилежней, хотя среди моих знакомых немало мастистых авторитетов.
Фура неожиданно замолчал, посмотрев на верхние полки, откуда на него смотрели любопытствующие глаза попутчиков.
– Продолжай, продолжай, я внимательно тебя слушаю, или адаптер сломался? – завёл вновь Фуру Колчак.
– Это, кто адаптер? Я? – возмутился Фура, – я за этот парафин с тебя спрошу. Со мной такие номера не проканают. Понял салабон.
– Ребята прекратите вы ругаться? – успокаивал одноухий Чечет, – парень из Рязани. – Давайте я лучше пересяду, и поедем мирно ладком. – Но было
