столкнулся с некоторыми аспектами венского дела, и мне оно было совсем не ясно. Я решил, что Дедушок мог бы помочь мне разобраться в нем. Я спросил Слуцкого, есть ли у меня возможность допросить Дедушка. Слуцкий сказал, что дело находится в ОГПУ, в подразделении, возглавляемом Михаилом Горбом. И я связался с Горбом.
– Вам повезло, Кривицкий, – сказал мне Горб. – Дедушок как раз сейчас должен прибыть с Соловков. Его везут в Москву для дачи показаний в связи с заговором командиров кремлевского гарнизона.
Через несколько дней Горб сам позвонил мне.
– Дедушок в лубянской тюрьме, – сказал он. – Его следователь Кедров.
Я позвонил Кедрову и договорился, что Дедушка приведут в его кабинет в одиннадцать вечера.
Мое положение не давало мне права допрашивать заключенных. Эту функцию могло выполнять только ОГПУ. Однако в исключительных случаях с заключенным можно было беседовать в присутствии сотрудника ОГПУ. В десять часов вечера того же дня я вошел в кабинет Кедрова на Лубянке под номером 994. Я объяснил ему, что мне нужно. Мне бы хотелось знать обстоятельства, связанные с обвинением Дедушка. Указав на дело, лежавшее на столе, Кедров сказал:
– Прочитайте это, там все есть.
Дело вмешало в себя несколько сотен страниц и состояло из различных анкет, письменных показаний и т. д. Были в нем и рекомендательные письма, которые Дедушок получал в разное время. Наконец я добрался и до допроса, который вел не Кедров. Он представлял собой около двадцати напечатанных на машинке вопросов и ответов более или менее официального характера. Затем обычные вопросы обрывались, и документ заканчивался длинной историей, написанной рукой самого Дедушка. Я мог предположить, что случилось. Следователь ОГПУ либо не отличался терпением, либо, как это часто происходило, очень устал. Он велел Дедушку написать все самому в присутствии охраны. Прочитав историю Дедушка, я понял, что, хотя он и написал формальное признание, он был совершенно не виновен. Закрыв папку, я сказал Кедрову:
– Да что это за дело такое? В папке почти шестьсот страниц, а реально в ней ничего нет. А затем в конце вдруг такая фраза: «Дедушок признал свою вину, и следователь рекомендует коллегии ОГПУ приговорить его к десяти годам на Соловецких островах». Затем решение коллегии с подписью Агранова «одобрено».
– Ну, я тоже его просмотрел, – сказал Кедров, – и тоже ничего не понял.
Было уже почти полночь, когда Кедров позвонил коменданту изолятора и попросил привести в его кабинет Дедушка. Через десять минут его привели в сопровождении охраны. Высокий, с заострившимися чертами лица, симпатичный, одетый в чистую белую рубашку и тщательно выбритый, он, к моему удивлению, остался таким, каким был раньше. За три года с ним произошло лишь одно бросающееся в глаза изменение – его волосы стали совершенно белыми. Он смотрел на Кедрова, который сидел за столом. Но за мгновение до этого он бросил взгляд на меня, сидевшего на диване, и побледнел от страха. Я просто сказал ему:
– Привет, Дедушок.
Он спокойно сел на стул напротив Кедрова, попросил сигарету и сказал:
– Что вы хотите от меня? Зачем вы привезли меня с Соловков?
Кедров молчал, и Дедушок повернулся ко мне:
– Это по требованию 4-го управления?
Тут заговорил Кедров:
– Нет, 4-е управление здесь ни при чем. Мы привезли вас по совершенно другому вопросу. Просто у Кривицкого есть несколько вопросов, которые он хотел бы вам задать.
Напряжение просто висело в воздухе. Дедушок не переставал переводить взгляд с Кедрова на меня и обратно. Он сидел прямо, приготовившись использовать весь свой ум против нас. По какой-то причине никто не нарушал молчание в течение минуты. Лампа под зеленым абажуром еле-еле освещала кабинет тусклым светом. Наконец я заговорил:
– Дедушок, я не знаю ваших дел и не имею права вмешиваться в них. Но, работая с делом Х*** в нашей разведке, я пришел к выводу о том, что вы могли бы мне кое-что прояснить. Если бы вы вспомнили некоторые детали дела, это могло бы быть очень полезным. Если нет, то мы попытаемся получить информацию из какого-то другого источника.
– Да, я помню, – ответил он, расслабившись на минуту. – Я постараюсь ответить на ваши вопросы.
– Как вы там, Дедушок? – спросил я его.
Его ответ был стоическим:
– Сначала было очень тяжело, но сейчас уже лучше. Там, на острове, я работаю на мельнице. Я регулярно получаю «Правду», а время от времени и кое-какие книги. Вот так и живу.
Он спросил, как идут дела у меня.
– Неплохо, – ответил я. – Мы много работаем и живем по-советски.
