– Что за глупая статья и кого они хотят одурачить? – спросил я. – Москва сообщает миру, что разведслужба Германии имела в своих рядах как минимум девять маршалов и генералов Красной армии. Видимо, цель статьи состоит в том, чтобы доказать наличие кризиса в германской разведке. Что за чепуха! Автору нужно было подойти к такому важному делу с большей серьезностью. За границей над нами будут смеяться.
– Эту статью писали не для вас и не для осведомленных людей, – ответил мне Шпигельгласс. – Она для публики, для массового потребления.
– Для нас, советских людей, это просто ужасно – объявить всему миру о том, что разведывательная служба Германии сумела завербовать почти все высшее командование Красной армии. Вы, Шпигельгласс, должны знать, что если наша военная разведка завербует хотя бы одного-единственного полковника в какой-нибудь иностранной армии, это станет событием невероятного значения. Это тут же доведут до сведения самого Сталина, и тот посчитает это своим величайшим триумфом. Если Гитлер добился таких успехов в вербовке наших девяти генералов из высшего командования, то сколько сотен младших командиров еще действуют в качестве его шпионов в Красной армии?
– Ерунда, – горячо отозвался Шпигельгласс. – Мы уже всех схватили. Вырвали их с корнем.
Я пересказал ему содержание одной секретной депеши, полученной от моего главного агента в Германии. На официальном приеме, устроенном нацистскими чиновниками, где присутствовал и мой информатор, всплыл вопрос о Тухачевском. Капитана Фрица Видемана, личного помощника Гитлера по политическим вопросам, назначенного впоследствии на пост генерального консула в Сан-Франциско, спросили, есть ли какая-то доля правды в сталинских обвинениях в шпионаже, выдвинутых против генералов Красной армии. Мой агент передал хвастливый ответ Видемана:
– У нас в Красной армии не девять шпионов, а намного больше. ОГПУ еще долго придется идти по следу, чтобы обезвредить всех наших людей в России.
Я слишком хорошо знал цену таких разговоров. Как и любой офицер разведки любой страны. Это было заявление для широких кругов, специально предназначенное для подрыва морального духа врага. На языке военной разведки это называется «дезинформацией».
Во время мировой войны немецкий Генеральный штаб даже имел специальное бюро под названием Бюро дезинформации. Здесь опытные эксперты разрабатывали поддельные и якобы секретные военные планы и приказы, которые затем выдавали за подлинные документы и подбрасывали в руки врага. Иногда даже такие секретные планы оказывались в руках военнопленных, и они были так умно состряпаны этим самым Бюро дезинформации, что тот, кто захватил пленного, был уверен, что получил нечто очень ценное.
Шпигельгласс, ветеран ЧК и ее преемника ОГПУ, был отлично знаком с этой практикой. Он отмел подозрения о том, что в Красной армии есть и другие нацистские агенты.
– Я говорю вам, – сказал он, – ничего за этим нет. Мы все выяснили еще до начала расследования против Тухачевского и Гамарника. Есть у нас и информация из Германии – из внутренних источников. Не из салонных бесед, а прямо из самого гестапо.
Он вытащил из кармана бумагу и показал ее мне. Это было сообщение одного из наших агентов, которое должно было убедительно подтвердить его слова.
– Неужели вы считаете такую ерунду доказательством? – сказал я.
– Ну, это-то пустяк, – упорствовал Шпигельгласс. – На самом деле мы долгое время получали из Германии материалы на Тухачевского, Гамарника и всю эту шайку.
– Долгое время? – повторил я, припомнив «неожиданное» раскрытие заговора в Красной армии против Сталина.
– Да, в течение последних семи лет, – продолжал он. – Да у нас их масса, и не только на военных, но и на многих других, даже на Крестинского. (Крестинский десять лет был советским послом в Германии, а затем заместителем наркома иностранных дел.)
Для меня не было новостью, что ОГПУ следит за каждым шагом советских руководителей, независимо от ранга, особенно когда они находятся за рубежом. Каждый советский посол, министр или торговый представитель являются объектом такого наблюдения. Когда такой офицер, как Тухачевский, выезжал из России в составе правительственной делегации на похороны Георга V; когда такой офицер, как маршал Егоров, направлялся с визитом дорой воли в страны Балтики; когда такой офицер, как генерал Путна, получал назначение на пост военного атташе в Лондоне, все их приезды и отъезды, все их беседы становились предметом донесений агентов ОГПУ.
Обычно правительство доверяет своим служащим, особенно тем, которые занимают ответственные посты, и не придает значения донесениям, очерняющим их как шпионов. Мне, например, представился случай, когда я был прикреплен к Генеральному штабу в Москве, прочитать донесения о моей собственной деятельности в Германии. Они основывались на фактах, которые, однако, были подтасованы так хитро и изобретательно, что вполне бы могли скомпрометировать меня, если бы им поверили. Даже в советском правительстве в прошлые годы было принято знакомить с такими материалами тех, кого они касались.
Сталин постепенно все это отменил. Прибрав к рукам ОГПУ, он начал собирать тайное досье на всех ответственных работников советского правительства, которое состояло из донесений подобного рода и хранилось в специальном потайном шкафу. Папки росли и пухли от материалов, которые поступали от разветвленной сети агентов ОГПУ. Не имело значения, насколько иллюзорными и фантастическими были эти инсинуации на видных деятелей советского правительства. Угодливые сотрудники ОГПУ подшивали к делу любой «документ». Сталин считал полезным иметь на всякий случай компромат на каждого руководителя.
