Наконец он выбрался из воронки и осторожно положил Карика на землю. Карик лежал бледный, по щеке его тоненькой струйкой ползла кровь. Его голова и весь паутинный костюм были запорошены песком. Валя подбежала к брату и опустилась около него на колени.
— Он живой? — с тревогой спросила она профессора.
— Живой, — хмуро сказал Иван Гермогенович, — сейчас очнется!
— Ой, скорее пусть очнется. Надо уходить отсюда. Тот страшный вылезет и опять набросится.
— Не вылезет! — буркнул профессор и сердито посмотрел на Валю. — Ведь, говорил, кричал… Так нет… Все по-своему хотят…
Он приложил ухо к груди Карика, потом нащупал пульс и, глядя на небо, зашевелил беззвучно губами.
Карик вздохнул.
— Ты меня слышишь? — громко сказал Иван Гермогенович.
Карик приподнялся, сел и посмотрел на профессора мутными глазами.
— Он… ушел?
— Ушел, ушел! — сказал профессор, — а вот ты-то как? Можешь встать?
— Кажется, могу! — сказал Карик и, шатаясь, встал на ноги.
— Пойдемте! — сказал он, стиснув зубы.
Некоторое время путешественники шли не разговаривая, но профессор не мог долго сердиться. Когда они сели отдохнуть, Иван Гермогенович поглядел на Карика и сказал усмехаясь:
— Герой какой… А? Смотрите-ка! В берлогу льва полез!
— Да я нечаянно, — сказал Карик. — Бежал, бежал и вдруг эта воронка. Ну, я и скатился вниз…
— А ты бы лучше под ноги смотрел, а не считал в небе ворон. Ведь, еще немного, и ты бы попал на обед к муравьиному льву.
— Как вы сказали его зовут? Муравьиный лев? — спросила Валя.
— Именно так его и зовут, — кивнул профессор, — но это был не сам муравьиный лев, а его личинка. Сам-то он не сидит в яме, а летает, но еще чаще только ползает по деревьям. Может быть, вы даже и встречали его когда-нибудь…
— Какой он? На кого он похож?
— Похож на стрекозу немного. Но увалень, но лентяй ужасный. Сядет на дерево, опустит четыре длинных крыла, да так и висит целый день, точно его булавкой прикололи к дереву. А эта забияка, которая сидит в яме и швыряется камнями, — его личинка. Это она охотится тут. Видели, какую хитрую ловушку поставила для ротозеев?
— Для муравьев?
— Не только для муравьев. Она и другим насекомым не дает спуску. И что самое обидное, — улыбнулся профессор, — тебя хотело съесть животное, у которого даже и рта-то нет.
— Ну да… Чем же оно меня стало бы есть? Ногами?
— Да вроде того, — сказал профессор, — крючками! Видишь ли, мой друг, у муравьиного льва нет ротового отверстия, но зато у него на голове два огромных крючка, которыми он присасывается к жертве и вытягивает из нее кровь. Еще две-три минуты, и ты познакомился бы с этими крючками.
Профессор поднялся с земли и сказал:
— Ну, что ж, пойдемте!
Валя побежала за профессором, а Карик поплелся сзади, стараясь не отставать от Вали.
Временами резкая боль заставляла Карика подпрыгивать и останавливаться. Ему казалось, что он наступает на длинные, острые иглы.
И все же он шел. Морщился, гримасничал, кусал губы, но шел, не отставая ни на шаг.
Иван Гермогенович поминутно оглядывался и украдкой наблюдал за Кариком. Когда же Карик спотыкался, профессор останавливался и с тревогой в голосе спрашивал:
— Ну что там у тебя?.. Может быть, ты хоть обопрешься на меня? Что-о?
— Нет, нет, ничего, — торопливо отвечал Карик, — это так… Наступил на острый камень.
Наконец Карик начал отставать. Он теперь уже не шел, а подпрыгивал на одной ноге, волоча по земле другую.
Профессор остановился и сказал:
— Ну, ты, я вижу, совсем раскис.
— Нет, нет! — запротестовал Карик, — я хоть сто километров еще пройду.
Он выпрямился и быстро пошел вперед, но, сделав несколько шагов, упал и, обхватив больную ногу, застонал. Тогда профессор, не говоря уже ни слова, взвалил Карика себе на плечи.
— Да я дойду. Пустите! Я сам! — отбивался Карик.
— Сиди уж! — прикрикнул профессор. — Дойду!.. Подумаешь, скороход какой…
