зарослях, не сбиваясь с дороги. А мексиканские дамы этими пирофорами украшают себя. Они прячут их в прическе, рядом с брильянтами, а иногда делают из этих насекомых пылающие ожерелья или обертывают их вокруг своей талии, точно огненный пояс. После бала местные модницы купают уставшее насекомое в ванне и кладут в стеклянную вазу, и вот всю ночь ночная пирофора освещает нежно и приятно спальню мексиканки.
— А у нас только один Иванов червячок светится? — спросила Валя. — Не будь его, значит, мы остались бы без света?
— Не только он, — ответил Иван Гермогенович, — я мог бы устроить такое же освещение из светящихся бактерий. Когда я был студентом, я сделал однажды настоящую лампу из таких бактерий. При свете этой лампы можно было и читать и писать.
— Бактерии? Это такие маленькие, невидимые простым глазом существа. Как же они светятся, когда их не видно?
— Когда их очень много, — ответил профессор, — тогда можно видеть этот свет, хотя самих бактерий, конечно, не увидишь. Иной раз в лесу сияют голубым или зеленым светом гнилые пни. Кажется, что светится сам пень, но это излучают свой свет бактерии. Светятся гниющие рыбы, выброшенные на берег. Нередко такой голубоватый свет можно увидеть и на трупах животных.
Но тут профессор спохватился, подбежал к бочке и откинул с шумом крышку.
— Ужинать, ужинать, ребята! Ужинать и спать!
Утром Иван Гермогенович отправился на разведку.
Он вернулся только вечером и принес ворох паутинных веревок. До поздней ночи он сидел, свивая из паутины толстые канаты, а когда все стали укладываться спать, профессор сказал Вале:
— Завтра отправимся к нашему кораблю! Пора спускать его на воду. Карик поправляется, и скоро мы сможем двинуться в путь.
Путешественники легли спать.
На другой день Иван Гермогенович разбудил Валю перед рассветом. Они позавтракали медом.
Потом профессор взвалил на плечи канаты и вместе с Валей отправился на работу.
Дубовый лист лежал на старом месте.
Профессор сбросил канат около листа и сказал:
— А теперь пойдем в конюшню за нашим битюгом.
Он пошел по берегу, наклоняясь к земле и заглядывая под камни. Около большого серого камня профессор стал на четвереньки, долго смотрел в темную дыру под ним, потом пошарил вокруг и бросил туда пригоршню песку.
Под камнем кто-то начал возиться.
— Славный жеребец! — сказал Иван Гермогенович, вставая. — Если он не будет брыкаться, мы быстро спустим корабль на воду!
Он вернулся к листу.
— Кто там сидит под камнем? — шопотом спросила Валя.
— Дикая лошадь! — пошутил профессор. — Конь о шести ногах! Ну-ка, помоги, Валек!
Иван Гермогенович подтащил канат из паутины к черенку листа, замотал его вокруг черенка, с силой дернул канат на себя и, крепко затянув петлю, сказал:
— Прекрасно!
Волоча другой конец каната по земле, он отошел с ним в сторону от листа. Когда же канат вытянулся, Иван Гермогенович скрутил на его конце вторую петлю.
Потом профессор притащил четыре коротеньких чурбашка, поставил их торчком на землю, как ставят «письмо», когда играют в городки. Слегка пристукнув камнем чурбашки, профессор загнал их неглубоко в землю, затем толкнул тихонько ногой один чурбашек.
Чурбашек упал.
— Прекрасно! — сказал профессор.
Он схватил упавший чурбашек, поставил его на старое место.
Валя с любопытством наблюдала за профессором, но ничего не могла понять.
— Вам помочь? — спросила она наконец.
— Ничего, ничего! Я сам!
Иван Гермогенович поднял петлю каната, подтащил ее к чурбашкам и осторожно положил сверху.
Петля повисла над землей, опираясь на шатающиеся чурбашки.
— Ну, хомут готов, — сказал Иван Гермогенович, — а теперь пойдем за лошадью! Ты когда-нибудь запрягала лошадей? — шутливо спросил профессор.
— Нет! — созналась откровенно Валя, — лошадей я никогда не запрягала!
— Чудесно! — весело сказал профессор. — Мне тоже не приходилось запрягать лошадей! Но это не беда.
