характеризующим позиции западных стран по вопросу послевоенного устройства Европы, и британскую военную стратегию. Бёрджесс также пользовался тем, что каждый день пил чай в комнате ожидания послов, расположенной в 50 ярдах от кабинета Макнейла, и мог собирать последние сплетни и расширять круг знакомств.
Московский центр был в высшей степени доволен новыми возможностями Бёрджесса, и Крешин стал лично отвечать за перевод его сообщений. Также по инициативе генерала Федотова, количество людей, знающих о Хиксе, было снижено до пяти человек. Меры безопасности были настолько строгими, что даже машинистки не имели доступа к его материалам.
Бёрджесс работал вместе с Фредом Уорнером, профессиональным дипломатом. Тот был на семь лет моложе и на 6 дюймов выше Бёрджесса, учился в Дартмуте и пришел в Форин Офис из Оксфорда и после службы в Королевском ВМФ. Светский человек, не испытывавший недостатка в средствах, он жил в Олбани, фешенебельном районе, расположенном недалеко от Пикадилли. Он и Бёрджесс быстро подружились. Они сидели в небольшой комнате с высокими потолками, выходящей окнами на Даунинг-стрит, между кабинетом министра и помещением клерков, и выступали в роли привратников, охраняющих доступ к министру.
Горонви Рис вспоминал, что эти двое сидели «напротив друг друга за большим столом, заваленным самыми разными документами и газетами, коих Гай был преданным читателем. Здесь также всегда было несколько томов из лондонской библиотеки, несколько набросков и карикатур, которые Гай делал в течение дня, переполненные пепельницы, обгоревшие спички и пустые чашки…»[516].
И далее: «Приходили посыльные и тщетно искали поднос для входящих документов под завалами бумаг и, не обнаружив его, оставляли бумаги там, куда Гай указывал им небрежным взмахом руки. Некоторые документы с пометкой «Срочно» один из двоих обитателей комнаты, как правило, брал в руки, некоторое время разглядывал с выражением отвращения на лице и поспешно возвращал на место»[517].
Личные секретари имели доступ ко всему, что хотели, в том числе сообщениям из посольств и от иностранных правительств, отчетам разных отделов Форин Офис и документам кабинета. Все бумаги, адресованные государственному министру, сначала попадали в руки Бёрджесса или Уорнера. Секретари решали, следует ли их передать адресату или необходима дополнительная информация. Потом они анализировали документ, выделяли самые важные части и, возможно, составляли проект ответа. Помимо этого, они могли вносить предложения. Иными словами, их влияние было огромным.
Писатель Эндрю Бойл утверждал, что Бёрджесс имел доступ к сейфу министра и государственным тайнам: «Макнейл любил его и всячески баловал, пользовался его умом и эрудицией, считая, что министерство, правительство и общество только выиграли от его личной проницательности, проявленной при выборе исключительного помощника. В его рабочем кабинете для Бёрджесса не было ничего запретного. Если ему нужны были ключи министра, он брал их. Если ему нужен был доступ к тем или иным документам, он получал его, заявив, что
Это было важно, поскольку Макнейл был министром, связным с МИ-6, откуда ему поступали отчеты в маленьких желтых коробочках, правда, неясно, имел ли Бёрджесс к ним доступ. Только в конце марта 1948 года он сумел сделать дубликат ключа – или через Макнейла, или через Уорнера – и передал его в резидентуру при посредстве Бланта. Но через несколько недель он вернул ключ одному из русских кураторов, объяснив, что, хотя он остается один с коробочками, риск их открытия слишком велик[519].
Уорнера и Бёрджесса сроднил одинаковый богемный образ жизни и отсутствие уважения к власти. Когда Макнейл звонил в колокольчик, категоричный вызов обычно сопровождался следующими репликами: «Опять Гектор!» или «Что ему нужно на этот раз?».
Оба, как правило, выжидали, позвонит ли министр еще раз, и, если повторного звонка не было, они приходили к выводу, что дело неважное и можно не ходить. Все это являлось отражением присущей Гаю уверенности, что институты истеблишмента создавались для его удобства и использования[520].
Горонви Рис писал, что как-то раз Бёрджесс привел одного из посетителей Макнейла в комнату, где по официальным поводам собирались чиновники. Там у дальней стены стоял шкаф со справочниками, среди которых был один особенно ценный том, который Бёрджесс там прятал, чтобы никто, даже Бевин, не мог позаимствовать его, а потом забыть вернуть. Это был экземпляр недавно опубликованного труда Кинси о сексуальном поведении мужчины, который в то время достать в Великобритании было невозможно, и его Бёрджесс обещал ненадолго дать гостю. «Приходится тщательно прятать книгу, – объяснил он. – Все пытаются ею завладеть»[521].
Контакты русских с Бёрджессом, по иронии судьбы прекратившиеся, как только он занял должность в Форин Офис, возобновились в 1947 году после специального разрешения министра государственной безопасности В.С. Абакумова[522].
Через несколько дней после занятия новой должности Бёрджесс передал два документа из русского комитета, созданного в рамках Форин Офис для разработки всех аспектов политики по отношению в России. В них было сказано, что Бевин и кабинет стараются решить, «стоит ли продолжить существующие враждебные отношения Великобритании с правительствами советских сателлитов (Польша, Болгария, Румыния) и должна ли Великобритания вести текущую политику поддержки оппозиции, или настало время признать советское влияние и перестать с ним бороться»[523]. Последовали и другие документы, включая разные министерские протоколы о германском послевоенном политическом и экономическом возрождении. Как раз этим занимался комитет, возглавляемый Бевином.
В начале марта Бёрджесс встретился со своим русским куратором, предоставив ему подробности четырехсторонней встречи министров иностранных дел
