и воровали оттуда вещи: чемоданы, радиоприемники, магнитофоны, зонтики, плащи, шляпы и даже запасное колесо.
Довлатов загремел в тюрьму, освободился условно-досрочно, снова был принят на «Ленфильм», где его все обожали. «Его полюбили режиссеры, операторы и сам директор «Ленфильма» Звонарев. Более того, его полюбили уборщицы… Ему обещали в недалеком будущем самостоятельную картину. Шестнадцать старых коммунистов «Ленфильма» готовы были дать ему рекомендацию в партию».
Борис Довлатов был вторым режиссером на фильмах «Белое солнце пустыни» и «На войне как на войне», зарабатывал хорошие по советским масштабам деньги. Все изменилось после того, как на съемках фильма «Даурия» в Читинской области он в пьяном виде сбил пешехода насмерть, снова попал в колонию. Из тюрьмы Борис вышел глубоко больным человеком, стал много пить, у него началась волчанка, от которой пострадало лицо и стали хрупкими кости, часто лежал в больницах и много времени проводил дома, в квартире на первом этаже, выходившей окнами на внутренний двор. Этот двор был захламлен разнообразными отбросами из продовольственного магазина, дальше вдоль Карповки простирался пустырь с пивными ларьками (сейчас на его месте долгострой гостиницы «Северная корона»). В квартире на Каменноостровском (в советские годы – Кировском) проспекте у Довлатова часто собирались большие компании, хотя хозяин был известен непредсказуемостью и крутым нравом: мог нокаутировать зарвавшегося гостя даже из положения лежа.
Сергей уговаривал его с женой Аленой и дочкой Юлией эмигрировать, но Борис не решился. В «Наших» Довлатов сформулировал позицию брата так: «Все это не для меня, ведь надо ходить по инстанциям, надо всех уверять, что ты еврей. Мне неудобно. Вот если бы с похмелья раз – и ты на Капитолийском холме».
Довлатов был убежден, что, будучи поставлен в жесткие капиталистические условия, Борис бы не пропал и вполне мог преуспеть в Америке. Сергей Донатович как мог поддерживал оставшихся в Ленинграде и Таллинне родных, посылая на родину дубленки и джинсы, которые можно было продать. В квартире на Кировском проспекте Борис узнал по телефону о внезапной кончине младшего брата, а спустя полгода не стало и его.
Пивные ларьки
В 1970-е годы в Ленинграде было около семисот пивных ларьков. Эти типовые сооружения, напоминающие скворечники, довольно ровно распределялись по всей площади города, образуя сгущения у проходных больших заводов.
Для ленинградских окраин с их безликими многоэтажками ларьки были важнейшей градостроительной доминантой. Там не только пили пиво, но и, скажем, назначали свидания.
У пьющего городского обывателя мест для проведения досуга с приятелями почти не было. Можно было выпивать на скамеечке во дворе, пронести бутылку в столовую или расположиться на подоконнике в парадной. Большинство так и делало, но это было чревато скандалом. Рюмочные были относительной редкостью, в рестораны и пивные бары попасть было непросто, да и дорого. В результате именно пивной ларек можно было считать ленинградским вариантом английского паба.
Архитектура пивного ларька определялась ГОСТом: «Стены, пол и потолки ларьков, киосков и павильонов должны быть без щелей. Стены, столики, полки и стойки должны быть окрашены краской; прилавки, кроме того, должны были быть покрыты стеклом, мрамором, линолеумом или клеенкой. При наступлении темноты киоски и павильоны должны быть освещены».
Продавалось пиво одного сорта, «Жигулевское». Большая кружка (0,5 литров) стоила 22 копейки, маленькая (0,25) – 11 копеек. Несмотря на то, что в городе работало два пивных завода, выпускавших с десяток сортов пива, в ларьках выбора не было: хочешь пить – бери «Жигулевское». Зимой продавщица всегда спрашивала: «Вам подогреть?» Это был местный обычай, москвичи восхищались. Обычно пиво разбавлялось. Правила торговли гласили: «Распределение работников по местам стоянок торговли прохладительными напитками должно производиться лично директорами торгующих организаций или их заместителями».
Работа в ларьке считалась золотым местом. Дамы, наливавшие пиво – этакие прожженные тетки, умеющие отбрить пьяного, подавить скандал в очереди, знающие постоянных клиентов. Из семьи курской продавщицы пива вышел первый и последний вице-президент Российской Федерации Александр Руцкой.
Пивные ларьки открывались рано утром, закрывались часам к 9 вечера. Никогда нельзя быть уверенным: открыт ларек или на нем красуется лаконичное «Пива нет», поэтому поход за кружкой «Жигулевского» давал повод для длительной прогулки, и многие вполне достойные ленинградские джентльмены вели на этом пути высокоинтеллектуальные разговоры.
Классическое описание ларька содержится в рассказе Сергея Довлатова «Шоферские перчатки»:
«Пивной ларек, выкрашенный зеленой краской, стоял на углу Белинского и Моховой. Очередь тянулась вдоль газона до самого здания райпищеторга. Возле прилавка люди теснились один к другому. Далее толпа постепенно редела. В конце она распадалась на десяток хмурых замкнутых фигур. Мужчины были в серых пиджаках и телогрейках. Они держались строго и равнодушно, как у посторонней могилы. Некоторые захватили бидоны и чайники. Женщин в толпе было немного, пять или шесть. Они вели себя более шумно и нетерпеливо. Одна из них выкрикивала что-то загадочное:
– Пропустите из уважения к старухе – матери!..
Достигнув цели, люди отходили в сторону, предвкушая блаженство. Еа газон летела серая пена».
