Впрочем, зимой это все прекращалось – и музыка становилась другой.
Зима пахла привезенными из Москвы апельсинами, шелестела фольгой новогоднего шоколада и стреляла пробками новогоднего шампанского. Несколько дней подряд перед Новым годом советская торговля вспоминала о гражданах своей страны и создавала для них небольшой праздник с сюрпризами: вдруг повсюду выбрасывали сгущенное молоко, коробки конфет, шампанское, мандарины, лимоны и рижские шпроты. Дальше – драма: сплошные очереди к магазинам заполняли улицы, и покупатели становились бойцами фронта советской торговли: какая-нибудь продавщица Вера держала оборону, а покупатели пробивались каждый сам по себе. После Нового года зима возвращалась в привычное русло, и предновогоднюю авангардную какофонию заменял унылый ритм будней.
Про поэзию: «Муза»
Местом нашего длительного пребывания была, наверное, все-таки тернопольская «Муза». Говорят, это помещение кто-то выкупил и переоборудовал для своих нужд, поэтому, наверное, не лишним будет оставить о «Музе» хотя бы короткое впечатление.
Их было четверо (хотя сначала двое), они писали стихи, но город, в котором они жили, не нуждался в их стихах – точнее, был далеким от стихов. Собирались они в разных местах, но чаще всего, конечно, в «Музе». Этот кабак (почти единственный, где позволяли приносить что-то на разлив) работал аж до полуночи, а буфетчицы знали их только в лицо, и этого было достаточно.
Если сравнивать «Музу» с кораблем, на котором плывут в вечность аргонавты, пираты или хотя бы торговцы рабами, то сравнение с Рембо в этом случае было бы уместным, а его «Пьяный корабль» оказался бы совсем не метафорой и не настолько отдаленной, чтобы это не связывалось с текущим временем.
Они сходятся с разных концов своего города, садятся за стол, заказывают, читают стихи, ссорятся, обижаются, снова заказывают, снова ссорятся, снова читают стихи. Ни одному добропорядочному болвану не придет в голову, что вот так можно просиживать часами, болтая о поэзии спьяну, пока тебя почти в спину не вытолкают вон официанты, которые тоже хотят домой. Какая ерунда – домой, когда решается судьба поэзии!
Конечно, официанты ничего не смыслят в поэзии.
А зачем?
Времена меняются, кофейни меняют владельцев и названия, официанты стареют… В прошлом году в первый день моего приезда в Тернополь я выбрался в центр города и прошелся по всем местам, где когда-то профукал столько времени… Официантки – молодые девочки в мини-юбках с прическами в стиле 60-х, в фартуках с накладными карманами, из которых выглядывают блокнот и ручка.
Они не похожи на Зину.
Ты еще раз похлопал себя по карманам: несколько пачек сигарет без фильтра купил по дороге. Она сказала, что он хочет только сигареты. Автобус № 11 ползет за город, на Объездную. Две больницы – наркодиспансер и психоневрологическая – были вынесены за черту города, и добираться до них было неудобно, автобус ходил нечасто, и без надобности я туда никогда не ездил.
Она позвонила вечером и, запинаясь, глотая слова, сообщила, что Б. попал в больницу. «Бля, писец», – подумал я. И спросил, в какой он палате.
Она не знала.
Было около десяти вечера, ты вышел из подъезда и закурил, резкий мартовский ветер гасил спички и твое сознание.
Ты знал, что Б. с каким-то чудиком, с которым ты его видел несколько раз в центре, решили продавать цирконий – тогда это называлось бизнесом. Для бизнеса нужны были деньги, ты свел его с Л., а тот, в свою очередь, с
Однажды вечером Л. завалился ко мне с говнючкой (на вид ей едва ли было пятнадцать). Сказал, что нас ждет тачка у подъезда и мы должны ехать к Б., чтобы потолковать с ним о долге. Дозвониться он, мол, не может, крутые включили счетчик, и если мы не поедем к Б., то он вынужден будет дать им адрес Б., а те пацаны, которым Б. должен бабки, живо с ним разберутся. Выбора у меня не было, поэтому мы поехали.
Разговор получился легким, Б. со всем соглашался, перспективы, которые ждали его в ближайшее время, в изображении Л. выглядели хреново.
Говнючка хихикала и курила, Л. поглаживал ее поясницу и ягодицы. Мы стояли во дворе виллы польского пана, в которой Б. с семьей снимал две большие комнаты. Время от времени выглядывала жена Б. и звала нас в дом, но мы торчали снаружи – стояли и молчали. И только говнючка капризничала и хихикала.
– Заткни ей рот, – вырвалось у меня.
Малолетка притихла.
Л. сжал ей руку и бросил волчий взгляд в мою сторону, но сдержался и промолчал.
Я не верил в договоренность с Б.
Потом я узнал, что Л. несколько раз бывал у Б. (уже без меня). И, угрожая расправой, всячески давил на Б., который переживал тогда не лучшие времена: бухал и так далее.
