Затем состоялась фотосъемка. Наконец, Уилбур поднялся со своего места во главе стола. Его слова переводил барон д?Эстурнель де Констан:
«От своего имени и от имени брата я благодарю вас за оказанную нам честь и за сердечный прием.
Если бы я родился в вашей прекрасной стране и вырос среди вас, я не мог бы ожидать более теплого приема, чем тот, что я встретил. Когда мы не знали друг друга, мы не были уверены друг в друге; сегодня, когда мы познакомились, все иначе: мы верим друг другу, и мы – друзья. Я благодарю вас за это. Энтузиазм, который сопровождает меня, я рассматриваю не просто как благодарность в адрес определенного человека, а как свидетельство признания идеи, которая всегда глубоко волновала человечество. Иногда я думаю, что желание летать подобно птицам – это мечта, которая досталась нам от наших предков, которые в доисторические времена во время своих изнурительных переходов по бездорожью с завистью наблюдали за птицами, свободно летящими в воздухе, не замечая препятствий. Всего десять лет тому назад все надежды на то, что мы сможем летать, почти рухнули и даже то, во что я твердо верил, оказалось под сомнением. Теперь я могу признаться, что в 1901 году я сказал своему брату Орвиллу, что люди не смогут летать еще лет 50. Через два года мы уже летали самостоятельно. Эта демонстрация моей несостоятельности в качестве пророка настолько поразила меня, что с тех пор я не доверяю себе и воздерживаюсь от любых предсказаний – как это хорошо известно моим друзьям из прессы. Но заглядывать слишком далеко в будущее нет необходимости – мы уже знаем достаточно, чтобы быть уверенными в том, что оно будет прекрасным. Давайте только поторопимся и откроем ему путь.
Я еще раз от всего сердца благодарю вас и думаю, что присутствующие понимают: в вашем лице я благодарю всю Францию».
Рассказывают, что в тот момент, когда Уилбур говорил о благодарности за дружелюбие, которое он испытал, находясь в чужой стране, его «обычно жесткое лицо смягчилось, а голос слегка задрожал».
Члены клуба и гости устроили в ответ долгую овацию. Оркестр играл «Звездно-полосатое знамя», и какое-то время Уилбур терпеливо расписывался на как минимум двух сотнях меню. «Он понимает, какие мелкие рутинные обязанности должны выполнять наши герои», – одобрительно отметил в своем отчете корреспондент журнала «Аэрофил».
В последующие недели Уилбур еще несколько раз приезжал в Париж, где получал новые и новые награды и премии и присутствовал на торжественных обедах в свою честь. В свободное от празднеств время он широкими шагами мерил дорожки Булонского леса или исследовал многочисленные авеню, разглядывая витрины антикварных магазинов или спокойно изучая какой-нибудь памятник архитектуры.
«Каждый день у него около десятка приглашений, – писал корреспондент "Нью-Йорк уорлд", – некоторые из которых он принимает и надевает пальто и шляпу, чтобы встретиться с леди и джентльменами, потратившими час или два времени своих горничных и камердинеров на то, чтобы достойно встретить его.
Они ездят в экипажах и ландо с кучерами и выездными лакеями, одетыми в украшенные золотой тесьмой ливреи, а Райт берет зонт и отправляется под дождем в пешую прогулку до дома, где состоится обед. Так он освежается».
Во время долгого разговора с Уилбуром, состоявшегося однажды вечером в квартире Бергов на Елисейских Полях, корреспондент понял, как нравится Уилбуру в Париже. «Он слишком ценит прекрасное, чтобы не наслаждаться этим городом».
В начале декабря, когда установилась зимняя погода, Уилбур отправил графа де Ламбера на юг Франции, чтобы посмотреть, нельзя ли использовать фешенебельный курортный городок По, расположенный у подножия Пиренеев и близко к границе с Испанией, как место продолжения демонстрационных полетов. Де Ламбер вырос в этом городке с населением около 34 000 человек, известном своим замком XIV века, охотой на лис и полем для гольфа на 18 лунок (первым на континенте). Кроме того, считалось, что зимой погодные условия в По одни из лучших в Европе.
Уилбур надеялся, что перспектива посещения такого популярного среди высшего общества Англии и Европы города поможет ему уговорить Орвилла и Кэтрин – особенно Кэтрин – приехать к нему и остаться надолго. Побыть несколько месяцев в таком месте будет полезно им обоим, написал он ей. «Я знаю, что ты любишь свою "Стил" [школу], но думаю, что ты полюбишь ее еще сильнее, если вас некоторое время будет разделять океан. Нам понадобится помощник, и мы можем платить достаточное жалованье, чтобы сделать это предложение привлекательным. Поэтому можешь не переживать о шести долларах в день, которые платит тебе совет школы».
Но Кэтрин уже все решила. «Мы с братом приедем, как только сможем», – написала она всего через несколько дней, еще до того, как письмо Уилбура пришло в Дейтон. Ей нужно было только решить, как быть с епископом: ему только что исполнилось 80 лет, и такое путешествие было бы для него слишком тяжелым.
В Париже, где перед Рождеством на улицах шла активная торговля новыми игрушками, самой популярной стала маленькая копия аэроплана Уилбура Райта, о которой много писали газеты, включая «Чикаго трибьюн»:
«Это превосходная игрушка, в которой даже самая маленькая деталь выполнена очень тщательно. Крошечная машина стартует с земли, совершает короткий полет, после чего садится. Сам „мистер Райт“ сидит в игрушке и управляет ею вполне правдоподобно. Он, правда, больше похож на парижанина, чем на американца, но никто не обращает на это внимания, и игрушка распродается быстро и в больших количествах».
В Ле-Мане, несмотря на похолодание, Уилбур, одетый в черную кожаную куртку для езды на мотоцикле, тренировался взлетать без катапульты. Он решил принять участие в Кубке «Мишлен», новом соревновании, организованном французской фирмой – производителем шин, в котором использование
