– Одна украинская левая активистка как-то пообещала подарить левым сторонникам «евромайдана» плакат с лозунгом «мыши за кота!», имея в виду, что позиция поддержки враждебного левым, антисоциального и ультранационалистического движения выглядит самоубийственной нелепостью. Как и знамена с эмблемой Евросоюза на знаменах красного цвета, которые вызвали бы шок у любого европейского левого. Как заметил на Фейсбуке Владимир Ищенко, это все равно что российский гербовый орел на фоне красного флага.
На самом же деле в этой печальной и комичной истории нет ничего нового и необычного. Социал-шовинизм, поддержка войны, которую ведет собственное буржуазное националистическое правительство, – это очень старые болезни левого движения. Именно на этой почве начал постепенно развиваться после Триполитанской войны итальянский фашизм. Во время Первой мировой, в условиях патриотической истерии, подобным патриотическим настроениям поддалась большая часть европейских социалистов того времени – хотя это были блестяще образованные марксисты, идейные синдикалисты и анархисты, признанные классики социалистической мысли, за спиной которых стояли влиятельные массовые партии и профсоюзы. Сторонники Циммервальда и «революционного пораженчества» были в то время абсолютным меньшинством. В России их всячески преследовали, а после Февральской революции зачастую арестовывали и убивали, после истерических митингов с плакатами «Верните Ленина Вильгельму!» – хотя у власти уже находилось «социалистическое правительство», с которым сотрудничали Плеханов и Кропоткин.
В межвоенные годы «революционный антикоммунистический национализм» стал неотъемлемой чертой всех европейских фашистских движений. Стоит вспомнить и послевоенную маккартистскую истерию в США, когда целый ряд ультралевых деятелей, таких как Истмен, Шахтман и люди из их окружения, постепенно перешли от «леволиберального» антисоветизма к воинствующему антикоммунизму, открытому доносительству на левых, поддержке корейской и вьетнамской войны. А затем помогли сформировать интеллектуальный субстрат для развития идеологии неоконсерватизма и неолиберального «восстания элит».
Украинская непарламентская левая была конгломератом малочисленных и совершенно не известных обществу групп, которые находились в состоянии бессмысленной перманентной грызни. У левых отсутствовал даже элементарный «инстинкт выживания», который, казалось бы, должен подталкивать их к тому, чтобы держаться вместе в очень неблагоприятных для них условиях. В движении находилось много случайных людей, которые попали туда ради участия в тусовке и имели очень поверхностное представление о социализме или анархизме. Вместе с тем эта среда была обильно насыщена теми же патриотическими и либеральными иллюзиями, которые доминировали в обществе, постепенно сходившем с ума на почве национализма. Ведь пропаганда в школах, вузах, по телевизору и в газетах действовала и на новую генерацию левых.
Поэтому лично у меня не было сомнений в том, что некоторые из этих людей не выдержат патриотической истерии такого накала, которую генерировала майдановская среда. Их идейная и политическая капитуляция перед господствующим в обществе правым дискурсом была предопределена. Причем даже те, кто, в общем-то, понимал, к чему идет дело, часто не могли найти в себе силы пойти против течения и противопоставить свою критическую позицию мнению родных, друзей, однокурсников, сослуживцев. Срабатывал эффект эйфории массового действа – пускай даже его результаты изначально виделись очень сомнительными. Многих соблазняло участие в «драйвовом» экшене, возможность бросаться камнями в милицию и ставить на аватарки в соцсетях сделанные на фоне баррикад снимки. Кроме того, пропаганда сторонников майдана представляла дело так, будто у конфликта нет третьей стороны, и те, кто их не поддерживал, якобы автоматически становились соучастниками власти. Чтобы противостоять всему этому давлению, нужно было, по крайней мере, иметь идейную убежденность, базис знаний и личную силу воли – что давно стало дефицитом в левой среде.
Я не держу зла на этих людей. Их сломали тогда до такой степени, что они в считанные недели превратились в группу поддержки избивавших их неонацистов и считали своим достижением министерский пост правого политика Квита, который брутально вытирал о них ноги всего за год до майдана, изгнав левых либералов из стен Киево-Могилянской академии, а теперь на корню уничтожает украинское образование. Даже подписанты доносов и боевики ультраправых подразделений, которые призывают убивать коммунистов, это тоже жертвы того, что произошло. Многие из них уже перестали относить себя к левым и полностью перешли в либерально-националистический лагерь – за что надо по-своему поблагодарить «евромайдан». Их политическое влияние и раньше было крайне невелико, а сейчас окончательно сошло к нулю. Потому что в обществе, где тотально господствуют правые, непросто даже «левым» шовинистам, которые старательно агитируют против мира и за продолжение войны, чтобы их приняли за своих или просто не били. Они не нужны ни патриотическому электорату, который и без того запутался в целой куче конкурирующих на этом поле националистических политгрупп, ни разочарованным в майдане людям, которые видят в них экзотическую разновидность националистов.
Что же касается тех сторонников «евромайдана», которые критикуют сейчас его последствия и переосмысливают произошедшие два года назад события, – диалог с ними необходим, а будущее сотрудничество – неизбежно. Массовое демократическое левое движение будет на равных объединять таких людей со вчерашними противниками майдана. Для этого нужно будет пройти длинный путь, научившись взаимодействовать в общих интересах трудящихся своей страны, а не ради удовлетворения сектантских комплексов и личных амбиций. Но ему нет альтернативы. Опыт последних двух лет показывает: мало видеть будущее, надо уметь его изменить. Для этого нужны силы, а у левых их крайне мало – без солидарности и сотрудничества тут не обойтись.