Украине снизилась до 42 долларов – ниже, чем в нищих Бангладеш, Гане, Замбии, Лесото, Гамбии или Чаде (своего рода кармическая расплата за расистскую болтовню о «Донбабве» и «Луганде»). Ситуация будет только ухудшаться в ближайшие месяцы, и пуская пробные шары репрессивных запретов, нам очень прозрачно намекают, что случится с теми, кто выйдет на улицу протестовать против этой политики ничем не прикрытого социального геноцида. Можно не сомневаться, что возмущенные посты на тему повышения тарифов и валютного курса уже вскоре тоже будут объявлены провокационными «правонарушениями», за которые следует наказывать по законам так и не наступившего у нас формально «военного времени».
Но важно понять: власть хочет запугать нас именно потому, что боится сама. Боится, что ее сметут возмущенные социальным кризисом, мобилизацией и войной люди. Преследуя всякую политическую оппозицию – даже трусливых «регионалов», с готовностью покорившихся новому режиму в обмен на сохранение бизнеса, – она делает это из вполне обоснованного опасения, что в стране возникнет реальная оппозиция, которая станет центром консолидации недовольных граждан. А это положит конец правлению нынешних хозяев Украины, которым придется ответить за все, что творилось здесь в течение последнего года. И, в первую очередь, за пролитую на нашей земле кровь, разрушения и искалеченные судьбы множества людей.
Страх перед этой ответственностью заставит их до последнего хвататься за власть, удерживая ее любой ценой. Подавляя свободу слова, – ведь в эфире украинских телеканалов в принципе нет никаких оппозиционных спикеров, – наши правители боятся, что альтернативный взгляд на положение в стране, свободно озвученный перед массовой аудиторией, окончательно разрушит и без того основательно подорванную веру в официозную пропаганду, которая рушится с каждым новым «котлом» и с каждым повышением цен и тарифов. По мере развития социально-экономического кризиса эта пропаганда все более демагогически кричит нам о внешних и внутренних врагах Украины, представляя их главными и единственными виновниками постигшей ее катастрофы. Специально созданное для этих целей оруэлловское Министерство информационной политики как раз сейчас запустило свой феерический проект «Информационные войска Украины» – за наш с вами, кстати, бюджетный счет.
Борьба с «врагами», которыми запугивают нас СМИ, является последним аргументом украинских политиков, поскольку они могут удерживать власть только благодаря продолжению перманентной войны, списывая на нее все последствия собственной политики. Но даже спекуляция на шовинистической истерии имеет определенный предел, к которому мы уже подошли. И чем меньше людей будут верить словам власти, тем активнее она будет карать за крамольные слова и переходить от слов к делу, сворачивая псевдодемократическую риторику и закручивая гайки политических репрессий.
Сейчас украинцам не мешало бы вспомнить не только «антимобилизационную» книгу Гашека, но и старую шаламовскую заповедь политзаключенных, диссидентов и арестантов: «Не верь, не бойся, не проси». Не нужно верить нынешнему режиму – правление захвативших власть на майдане политиков показало, чего стоят их обещания. Не стоит бояться угроз – они запугивают украинский народ лишь потому, что боятся его сами. Бесполезно просить, чтобы нам по собственной воле вернули отобранные права и свободы. Нужно помнить слова еще одного выступавшего против войны писателя, именем которого до майдана называлась одна из киевских улиц: «Права – не дают, права – берут».
History repeats itself[8]
Если тексты художественных книг, повествующие о событиях прежних лет, становятся похожими на свежие новости, это повод спросить себя, в каком времени мы на самом деле живем – тогда, или сейчас?
«В месяц я зарабатывал двести миллиардов марок. Деньги выдавали два раза в день, и каждый раз делали на полчаса перерыв, чтобы сбегать в магазины и успеть купить хоть что-нибудь до очередного объявления курса доллара, так как после этого деньги снова наполовину обесценивались», – так писал Эрих Мария Ремарк, рассказывая о немецкой инфляции двадцатых годов. Его книги, повествующие о том, к чему может привести страну война и нацизм, когда-то стояли на полках практически в каждой нашей квартире. Сейчас там можно найти разве что нехитрый набор «женских» романов или «мужское» чтиво с перестрелками спецназа и боями на фэнтезийных мечах. Однако история жестоко мстит тем, кто ее забывает, с легкостью превращая прошлое в настоящее. И в феврале 2015 года, узнав с утра текущий курс доллара, многие охваченные паникой украинцы пораньше отпрашивались с работы, чтобы поскорее потратить обесценивающуюся гривну в супермаркетах – пока там не размели с полок всю гречку, олию и сахар, а цены не подпрыгнули выше, чем это удавалось в свое время активистам «евромайдана».
Еще недавно в этих магазинах специальным образом маркировали «оккупационные» товары российских производителей, живо напоминая обо все той же старой доброй Германии, где метили «позорными» знаками «неарийские» лавки и магазины. Однако сегодня, когда в некоторых торговых сетях официально ввели ограничение на продажу товаров в руки одного покупателя, эти «неприкасаемые» вражеские продукты волшебным образом исчезли с прилавков. Их размели те же самые люди, которые еще вчера скандировали хором пафосные и пошлые патриотические кричалки. Сейчас их почти не слышно, хотя акустика значительно улучшилась в полупустых магазинах.
«Инфляция – единственная форма наказания без законного основания», – сказал как-то Милтон Фридман, гуру чиновников и экономистов, которым мы обязаны повышением тарифов и инфляционным кризисом. Однако то, что происходит сейчас в стране, является закономерным следствием и запрограммированным результатом того, что случилось в ней год назад. Жизнь преподнесла украинцам еще один, далеко не последний урок, заставив платить по рыночному курсу за неолиберальные иллюзии, ксенофобские предрассудки и милитаристский психоз, в точности повторивший у нас истерию столетней давности, описанную выдающимся писателем Стефаном Цвейгом:
«Постепенно в эти первые военные недели войны 1914 года стало невозможным разумно разговаривать с кем бы то ни было. Самые миролюбивые,
