Money. Неофициальная биография денег

Regime – Старого порядка, не ведавшей перемен феодальной монархией. В экономическом отношении Франция могла считаться одним из самых отсталых государств Западной Европы, будучи в то же самое время интеллектуальным центром тогдашнего мира. Контраст между блеском «республики писем» и невероятно слабой финансово-политической основой государства поражает. Неудивительно, что в подобных условиях первыми о связях между деньгами, банками и политикой задумались мыслители французского Просвещения.

Самый блистательный анализ принадлежит перу величайшего мыслителя той эпохи – Шарля-Луи де Секонда, барона ла Брэд и де Монтескьё. Его труд «О духе законов» – подлинный венец французской науки эпохи просвещения. В ней автор, мастерски апеллируя к аргументам исторического, антропологического и политического характера, приходит к выводу о необходимости перехода к конституционному правлению по английскому образцу. Особенного внимания и похвалы Монтескьё удостоилась положительная роль торговли в политическом развитии; о международных финансовых отношениях и операциях он пишет, не скрывая восторга. «Поразительно, что вексель был изобретен только недавно, – указывает он, – поскольку нет в мире ничего полезнее». Даже во Франции, на век отстававшей от Англии и в части политических реформ, и в экономическом развитии, присутствие иностранных валют и валютный обмен влияли на политику короля; иначе говоря, считавшаяся абсолютной власть короля в реальности имела жесткие ограничения. Рассуждая о средневековых злоупотреблениях в области денежной политики, Монтескьё отмечает: «Очевидно, что эти насильственные операции невозможны в наше время; государь, который попытался бы к ним прибегнуть, обманул бы только себя самого – и никого больше. Вексельный курс научил банкиров сравнивать между собою монеты всех стран света и определять их действительное достоинство… Вексельный курс, как я сказал в предыдущей книге, сделал невозможными произвольные мероприятия власти в этом отношении или по крайней мере исключил возможность их успеха». Парадокс, с которым Грешэм столкнулся на практике, теперь получил свое объяснение и элегантное научное описание. Злоупотребление властителей денежными прерогативами дало толчок к изобретению (точнее говоря, к возрождению) банковского дела и системы вексельного обмена. Как результат, правителям теперь приходилось плясать под дудку денежного класса – а не наоборот, как было раньше. Внезапно пугающе нематериальные банковские операции покинули разряд подозрительной деятельности и превратились в скрытое оружие борьбы за создание конституционного правления. «Мы обязаны… корыстолюбию государей изобретением вещи, которая некоторым образом поставила торговлю вне их произвола», – пишет Монтескьё. Точнее говоря, правители сами связали себе руки и оказались в ситуации, когда у них не осталось иного выхода, кроме как управлять деньгами в интересах общества, на что указывал еще Орем. Вынудившим денежный класс к восстанию, и успешному, «государям пришлось проявлять благоразумие, о котором они прежде и не помышляли… [И теперь] благоденствие [правителя] может быть достигнуто только кротким управлением».

Два Джеймса – Стюарт и Карвилл, исповедовавшие одну и ту же важную идею: деньги могут быть серьезным инструментом контроля над правителем

В 1993 году Джеймс Карвилл, возглавлявший предвыборную кампанию президента Билла Клинтона, в интервью Wall Street Journal затронул тему невероятной власти денег в мире современной политики. «Раньше я думал, что, если мне суждено родиться снова, хорошо бы стать президентом, или папой римским, или успешным бейсболистом. Но теперь я предпочел бы возродиться в качестве рынка облигаций – только он способен запугать кого угодно», – шутливо заявил он. Остроумные слова Карвилла получили широкую известность, однако не следует забывать, что представление о деньгах как о способе усмирить монарха с самыми диктаторскими замашками уходит корнями в эпоху Просвещения. Любопытно, но примерно о том же писал в те стародавние времена другой Джеймс – шотландец Джеймс Денем-Стюарт, автор «Исследования о принципах политической экономии». Его книга, вышедшая в 1767 году, является одной из первых работ по экономике на английском языке. В ней он дал подробное описание той трансформации, какую экономическая мысль претерпела за четыре последних века начиная с опубликования трактата Никола Орема, не говоря уже о временах академии Цзися. И Орем, и китайские мыслители считали, что деньги в конечном итоге являются инструментом правителя, и оставалось только надеяться, что он будет мудро ими распоряжаться. Денем-Стюарт смотрел на ситуацию с прямо противоположной точки зрения. Денежное общество, утверждает он, не что иное, как «самый эффективный из когда-либо существовавших способ обуздания деспотизма».

Ставка на государство: философский камень финансового мира

Однако все обстояло не так просто. Как мы помним, есть целый ряд причин, объясняющих, почему выпущенные правителем деньги являются стандартом. Ни один частный эмитент не имеет такого доступа к рынкам и таких возможностей требовать соблюдения условий договора, а следовательно, не вызывает у населения такого доверия, как правитель. Банкиры, может, и построили для себя новый Иерусалим, однако эта денежная утопия, как и другие утопии в истории человечества, не имела защиты от суровой реальности мира. Частные эмитенты денег могли объявить дефолт, и тогда на руках у их кредиторов оказались бы не деньги, а бесполезные бумажки. Наличность могла испариться, стоило пошатнуться уверенности в кредитоспособности одной из сторон, а значит, любой, даже самый тщательно проработанный план оборачивался пустым звуком и о взаиморасчетах можно было забыть. Даже созданная банкирами кредитная пирамида имела вершину – тесный и почти закрытый клуб воротил международного бизнеса, который также не был застрахован от кризисов доверия, да и просто непредвиденных обстоятельств.

И в самом деле, судьба частных денег ничем не отличалась от судьбы денег правительственных. С одной стороны, было необходимо сохранять положение дел, при котором банковская деятельность оставалась под контролем немногочисленной элиты. Только способная к самоорганизации и достаточно узкая клика могла создать в своей среде уровень доверия, необходимый для управления частной денежной системой. При этом для человека со