английская эскадра в Атлантике взяла корабль, шедший из Лимы с четырьмя миллионами долларов в серебре для испанского правительства.
«Никогда колониальная империя Испании не получала таких ударов. Испания, своевременное вмешательство которой могло бы изменить исход войны, вступила в нее слишком поздно, чтобы помочь Франции, но вовремя для того, чтобы разделить с нею ее несчастья. Были основания бояться еще большего. Панама и Сан-Доминго находились в опасности, и англо-американцы готовились к вторжению во Флориду и в Луизианну… Завоевание Гаваны нарушило в значительной мере связь между богатыми американскими колониями Испании и Европой. Покорение Филиппинских островов удалило теперь Испанию из Азии. Оба эти обстоятельства преградили все пути испанской торговле и нарушили всякую связь между отдельными частями ее обширной, но несплоченной империи»[106].
Выбор пунктов, атаки, намеченных министерством Питта, был стратегически хорош, так как он перерезывал артерии могущества врага; и если бы планы Питта были выполнены полностью и Панама также была бы взята, то успех был бы еще более решительным. Англия потеряла также преимущество неожиданности, которое имела бы, предупредив Испанию в объявлении ей войны; но так или иначе она неизменно оставалась победителем в этой короткой борьбе благодаря быстроте, с которой приводились в исполнение ее планы, что было возможно только при высоком уровне организации ее морских сил и руководства.
С завоеванием Манилы закончились военные операции. Девяти месяцев, истекших с момента формального объявления войны Англией в январе, было достаточно для того, чтобы разбить последнюю надежду Франции и привести Испанию к миру, при заключении которого она уступила по всем пунктам, служившим обоснованием ее враждебной позиции и требований. После краткого изложения вышеописанных событий вряд ли нужно указывать, что быстрота и тщательность, с которыми Англия решила свою задачу, были всецело обусловлены ее морской силой, позволявшей ей одновременно действовать на отдаленных и разбросанных театрах войны, как, например, на Кубе, в Португалии, в Индии и на Филиппинских островах, не страшась серьезного перерыва своих коммуникаций.
Прежде чем излагать условия мира, которые должны бы суммировать результаты войны, но в действительности делают это несовершенно, вследствие недостаточной энергии тогдашнего английского министерства, тянувшего с заключением мира, необходимо дать очерк влияния войны на торговлю и на основы морской силы и национального благосостояния.
Одна замечательная черта этой войны особенно поражает ум вследствие удивительного по своей парадоксальности утверждения, что о благосостоянии Англии можно заключить по размерам ее потерь.
«С 1756 по 1760 год, говорит один французский историк, “французские каперы захватили у англичан более двух тысяч пятисот торговых судов. В 1761 г., хотя Франция не имела, можно сказать, ни одного линейного корабля в море и хотя англичане захватали двести сорок наших каперов, сотоварищи последних все-таки взяли восемьсот двенадцать английских судов. Объяснение такого большого числа призов лежит в поразительном росте английского судоходства. Утверждают, что в 1760 г. Англия имела в море восемь тысяч кораблей; из них французы захватили почти одну десятую, несмотря на охранявшие их эскадры и крейсера. За четыре года, с 1756 по 1760 год, французы потеряли только девятьсот пятьдесят судов”»[107].
Но такая разница справедливо приписывается одним английским писателем «сокращению французской торговли и страху перед англичанами, который удерживал многие из ее торговых судов от выхода в море». И далее он указывает, что захват судов не был наиболее выгодным следствием эффективности английских флотов. «Захваты, подобные захватам Дюкэна, Луисбурга, острова Принца Эдуарда, покорения Сенегала и, позднее, Гваделупы и Мартиники, были событиями настолько же пагубными для французской торговли и колоний, насколько выгодными для торговли и колоний Англии»[108]. Увеличение числа французских каперов для понимающего глаза было грустным свидетельством того, что торговый флот страны был принужден к праздности и что экипаж и владельцы торговых судов должны были прибегнуть к рискованному грабежу, чтобы добывать себе пропитание. Правда, это не был совершенно бесплодный риск. Тот же английский автор признается, что в 1759 г. потери торгового флота превысили потери военного. В то время как французы тщетно пытались восстановить равенство на море и пополнить свои потери (но бесцельно, ибо, «строя вооруженные суда, они работали только для английского флота»), французские каперы, несмотря на смелость и бдительность английских крейсеров, кишели в таком огромном количестве, что в этом году они взяли двести сорок британских судов, главным образом мелких и каботажных. Тот же авторитет подсчитал, что в 1760 г. англичане потеряли 300 торговых судов, а в 1761 г. – свыше 800, т. е. в три раза больше, чем французы; но, прибавляет он, «было бы неудивительно, если бы они захватили еще большее количество более богатых кораблей, ибо, в то время как их торговля была уничтожена и они посылали в море мало торговых судов, торговые флоты Англии бороздили моря. Каждый год ее торговля увеличивалась; деньги, которые уносила у нее война, возвращались продуктами ее промышленности. Восемь тысяч судов использовались купцами Великобритании». Размеры ее потерь приписываются трем причинам, из которых только первую можно было предотвратить: 1) невниманию торговых судов к распоряжениям конвоиров, 2) огромному количеству английских судов во всех морях и 3) сосредоточению неприятелем всего остатка своей силы в каперстве. В течение того же 1761 г. военный флот потерял один линейный корабль, который был отнят обратно, и один катер. В то же время, несмотря на различные обмены, англичане все еще держали у себя в плену двадцать пять тысяч французов, тогда как пленных англичан во Франции было только тысяча двести человек. Таковы были результаты морской войны.
Наконец, суммируя торговые успехи королевства в конце войны, писатель говорит, после упоминания об огромных суммах денег, отнятых у Испании:
«Все это усиливало торговлю и питало промышленность. Иностранные субсидии большей частью оплачивались векселями купцов, находившихся за
