полагаясь также на серьезные поражения, понесенные голландцами на море, был слишком притязателен и надменен в своих требованиях. Чтобы оправдать и поддержать эти требования, ему следовало бы сохранять свой флот, престиж которого так поднялся в результате его побед. Но бедность – результат его расточительности и внутренней политики – привела флот в упадок; большое количество кораблей было разоружено; и он с готовностью принял мнение, которое согласовалось с его бедностью и которое должно быть приведено и осуждено здесь, так как оно имело защитников во все периоды морской истории. Вот это мнение, горячо оспаривавшееся Монком:
«Так как Голландия держится главным образом торговлей, так как снабжение ее флота основано на этой торговле, и поскольку по опыту известно, что ничто так не озлобляет народ, как расстройство его торговли, то силы его величества и надлежало бы направить к этой цели, т. е. к действительному унижению наших врагов; этого можно было бы достигнуть с меньшим истощением средств Англии, чем то, которое вызывается ежегодным снаряжением и содержанием каждое лето в море могущественного флота, как это было до сих пор… По этим мотивам король принял роковое решение разоружить свои большие корабли и оставить в море только несколько фрегатов для крейсерства»[40].
Следствием этой теории экономного ведения войны был тот факт, что Великий Пенсионарий Голландии де Витт (de Witt), который за год до того велел сделать промер Темзы, послал в эту реку, под начальством де Рюйтера, флот из шестидесяти или семидесяти линейных кораблей, поднявшихся 14 июня 1667 г. до Грэвзенда, уничтожив корабли в Чатаме и на Медвее (Medway) и овладев Ширнессом (Sheerness). Огни пожаров были видны из Лондона, и голландский флот остался обладателем устья реки до конца месяца. Под силою этого удара, последовавшего вслед за большой чумной эпидемией и великим лондонским пожаром, Карл согласился на мир, который был подписан 31 июля 1667 г. и известен под названием Бредского мира. Самым серьезным результатом войны был переход Нью-Йорка и Нью-Джерси в руки Англии, что позволило ей объединить свои южные колонии в Северной Америке с северными.
Прежде чем вернуться к изложению общего хода истории того времени, будет полезно остановиться на той теории, которая имела такие гибельные последствия для Англии в 1667 г., а именно на вопросе о ведении морской войны, главным образом путем нанесения вреда неприятельской торговле. Этот план, требующий содержания только небольшого количества быстроходных крейсеров и могущий опираться на алчность нации, снаряжающей капера без прямых расходов со стороны государства, имеет ту особую привлекательность, которую всегда представляет экономия. Большой вред, наносимый этим путем богатству и благосостоянию, также неоспорим; и хотя его торговые суда могут недостойно прикрываться во время войны иностранным флагом, эта guerre de course, как называют такую войну французы, или это уничтожение неприятельской торговли, как можем назвать ее мы, должно сильно беспокоить иностранное правительство и приводить в уныние его народ, если она ведется успешно. Такая война, однако, не может вестись самостоятельно; говоря военным языком, она должна быть поддерживаема; несущественная и эфемерная сама по себе, она не может вестись далеко от баз. Такой базой должны быть либо отечественные порты, либо какой-нибудь солидный форпост национальной силы на берегу или на море: отдаленная колония или сильный флот. При отсутствии такой поддержки крейсер может только торопливо отходить на небольшое расстояние от дома, и его удары, хотя и болезненные, не могут быть роковыми. Не политика 1667 г., а сильные линейные флоты Кромвеля в 1652 г. заперли голландские торговые суда в их портах и были причиной того, что на улицах Амстердама росла трава. Когда же, наученные страданиями этих лет, голландцы держали в море большие флоты в течение двух разорительных войн, то хотя их торговля сильно страдала, они все-таки вынесли бремя борьбы с соединенными силами Англии и Франции. Сорок лет спустя Людовик XIV, вследствие истощения средств государства, был вынужден обратиться к политике, принятой Карлом II по скупости. Тогда настали дни великих французских каперов Жана Барта (Jean Bart), Форбэна (Forbin), Дюгэ-Труэна (Duguay-Trouin), Дю-Касса (Du Casse) и других. Регулярные флоты Франции были фактически убраны с океана в течение великой войны за испанское наследство (1702–1712). Французский морской историк говорит:
«Не будучи в состоянии вновь приступить к морским вооружениям, Людовик XIV увеличил число крейсеров на важнейших торговых путях, особенно в Канале и в Немецком море (недалеко от своих портов – следует заметить). В этих местах крейсера были в состоянии перехватить или затруднить движение транспортов, перевозивших войска, или различных конвоев, перевозивших всякого рода припасы. В этих морях, в центре коммерческого и политического мира, всегда есть работа для крейсеров. Несмотря на затруднения, которые они встречали вследствие отсутствия больших дружественных флотов, они сослужили большую службу двум народам (французскому и испанскому). Перед лицом англо-голландской силы крейсера нуждались в удаче, смелости и искусстве. У наших моряков не было недостатка в этих трех условиях; но зато каких начальников и капитанов они имели!» [41]
С другой стороны, один английский историк, хотя и допуская, что народ и торговля Англии жестоко страдали от крейсеров, которые иногда оказывали влияние и на действия правительства, все-таки указывает на неуклонный рост благосостояния страны и особенно ее торговли. Насколько отличен был результат предшествовавшей войны 1689–1697 гг., когда Франция послала в море большие флоты и оспаривала господство над океаном! Тот же английский писатель говорит об этом времени:
«В отношении нашей торговли мы страдали бесконечно более не только чем французы, чего и следовало ожидать вследствие большего числа наших торговых судов, но чем мы сами страдали в какой бы то ни было из предшествовавших войн… Это происходило в значительной мере от бдительности французов, которые вели войну пиратским способом. Говоря вообще, наша торговля, вне всякого сомнения, пострадала чрезвычайно сильно; многие из наших купцов были разорены».[42]
Маколей говорит об этом периоде так: «В течение многих месяцев 1693 г. английская торговля со Средиземным морем была почти совершенно прервана.
