Влияние морской силы на историю

Потомак, а Вашингтон был сожжен. Северная граница держалась в состоянии тревоги, хотя там эскадры – абсолютно слабые, но относительно сильные – поддерживали общую оборону; в то же время флот Англии вошел беспрепятственно в Миссисипи, и Новый Орлеан едва удалось спасти. Когда открылись переговоры о мире, то отношения англичан к американским представителям не были отношениями людей, которые чувствуют, что их стране угрожает невыносимое зло. Недавняя гражданская война, с рейдами Alabama и Sumter и их сотоварищей, оживила традицию войны против торговли неприятеля. Когда такая война является одним из средств достижения главной цели и опирается на мощный флот, то она хороша; но нам не следует ожидать повторения подвигов этих крейсеров перед лицом большой морской силы. Во-первых, те крейсерства сильно облегчались решимостью Соединенных Штатов блокировать не только главные центры южной торговли, но каждую бухту берега, оставив, таким образом, немного кораблей, годных для преследования; во-вторых, если бы даже на месте одного крейсера было десять, они не остановили бы вторжения в южные воды флота Союза, который проник к каждому пункту, доступному с моря; и, наконец, в-третьих, – неоспоримый вред, прямой и косвенный, нанесенный отдельным лицам и учреждениям и одной отрасли национальной промышленности (а как высоко стоит эта отрасль, т. е. судоходство во мнении автора, – нет нужды повторять здесь), ни мало не повлиял на ускорение или замедление хода войны. Такие вредоносные действия, если они не сопровождаются другими, скорее раздражают, чем ослабляют. С другой стороны, вряд ли кто будет сомневаться, что деятельность больших флотов Союза сильно ускорила и повлияла на исход дела, который, по всей вероятности, был неизбежен во всяком случае. В качестве морской державы Юг занимал тогда место Франции в войнах, которые мы обсуждали выше, тогда как положение Севера походило на положение Англии; и как во Франции, в Конфедерации пострадал не один какой-либо класс, а правительство и народ, в широком смысле слова. Не захват отдельных кораблей и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе, расшатывает финансовое могущество нации, а подавляющее превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флаг или дозволяющее появление последнего лишь как беглеца; такое превосходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских берегов и к ним. Подобное превосходство может быть достигнуто только при посредстве больших флотов, – но и при наличии их оно менее действительно на широких водных пространствах, чем это было в дни, когда нейтральный флаг не пользовался такой неприкосновенностью, как теперь. Не невероятно, что, в случае войны между морскими нациями, тою из них, которая обладает большой морской силой и пожелает уничтожить торговлю неприятеля, может быть сделана попытка истолковать термин «эффективная блокада» в таком смысле, какой будет больше всего соответствовать ее интересам, и уверять, что скорость и расположение ее кораблей делают блокаду действительной на гораздо больших дистанциях и с меньшим количеством кораблей, чем прежде. Решение такого вопроса будет зависеть не от слабейшей из воюющих сторон, а от нейтральных держав; права воюющих сторон придут в столкновение с правами нейтралов, и если одна из них будет иметь флот, значительно превосходящий по своей силе другие флоты, то она может настоять на своих требованиях, подобно тому как Англия, когда она господствовала на морях, долго отказывалась признать ту доктрину, что нейтральный флаг ограждает товары.

Глава III. Война блока Англии и Франции против Соединенных Провинций (1672–1674). – Война Франции против объединенной Европы (1674–1678). – Морские сражения при Солебее (Solebay), Текселе (Texel) и Стромболи

Незадолго перед заключением Бредского мира Людовик XIV сделал первый шаг к захвату испанских Нидерландов и Франш-Конте. В то самое время как его армия двигалась вперед, он послал дипломатическую ноту излагавшую его требования относительно упомянутых территорий. Эта нота, так отчетливо обнаружившая честолюбивый характер молодого короля, возбудила беспокойство Европы и, без сомнения, увеличила силу партии мира в Англии. Под главным руководством Голландии, но при сердечном содействии английского министра был образован союз между этими двумя странами и Швецией, до тех пор считавшейся другом Франции, ставивший себе целью ограничить притязания Людовика, прежде чем его сила сделается слишком большой. Нападение сначала на Нидерланды в 1667 г., а затем на Франш-Конте в 1668 г. показали безнадежную слабость Испании в деле защиты своих владений; они были захвачены почти без выстрела.

Политика Соединенных Провинций относительно требований Людовика в это время характеризовалась словами: «Франция хороша как друг, но не как сосед». Они не были склонны разорвать традиционный союз с ней, но еще менее желали граничить с ней. Политика английского народа, но не короля его, симпатизировала Голландии. В возраставшем величии Людовика Англия видела опасность для всей Европы и для себя самой особенно, в случае если бы прочная гегемония на континенте развязала ему руки для развития морской силы Франции. «Раз Фландрия попадет во власть Людовика XIV, – писал английский посол Темпль (Temple), – то Голландия, как это чувствуют сами голландцы, будет только морской провинцией Франции»; и, разделяя это мнение, он защищал политику сопротивления последнему государству, господство которого в Нидерландах он считал угрозой для всей Европы. Он никогда не переставал напоминать своему правительству, как опасно было для Англии завоевание морских провинций Францией, и настойчиво указывал на необходимость скорейшего соглашения с Голландией. «Это было бы лучшей местью Франции за то, что она хитростью вовлекла нас в последнюю войну с Соединенными Провинциями», – писал он. Эти соображения привели обе стороны, вместе со Швецией, к тому Тройственному союзу, о котором было упомянуто и который на время задержал дальнейшее поступательное движение Людовика. Но воспоминание о войнах между двумя морскими нациями было еще слишком свежо, унижение Англии на Темзе еще не было забыто, и соперничество, все еще существовавшее реально, слишком глубоко коренилось в природе вещей для того, чтобы союз этот был длительным. Нужна была опасная сила Людовика и его настойчивость в проведении политики, угрожавшей им обеим, чтобы союз этот двух естественных антагонистов вообще осуществился. Он не мог упрочиться без нового кровавого столкновения.

Людовик было глубоко рассержен на Тройственный союз, и его гнев был обращен главным образом на Голландию, в которой, в связи с особенностями