христианство, если вы не верите в их иудаизм?»
Находясь в Иерусалиме, Дизраэли начал писать исторический роман «Удивительная история об Алрое» — реальном историческом «мессии» XII века, — называя его движение «ярким событием в анналах святого и романтического народа, от коего происходит мой род и мое имя».
Поездка в Иерусалим углубила уникальное гибридное мировоззрение этого аристократа-тори и одновременно экзотического и влиятельного джентльмена-еврея[208], а также убедила его в том, что Британии надлежит сыграть свою роль на Ближнем Востоке, поддержав мечты евреев о возвращении на Сион. В его романе советник Давида Алроя декларирует: «Ты спрашиваешь, чего я хочу. Мой ответ — я хочу, чтобы мой народ существовал. Ты спрашиваешь, чего я хочу. Мой ответ — Иерусалим». В 1851 году политик Дизраэли заявлял, что «возвращение евреев в их землю, которую можно выкупить у османов, — дело столь же справедливое, сколь и реальное».
Дизраэли утверждал, что движение «мессии» Алроя было «плодом его тщеславия». Сам писатель-политик был слишком амбициозен, чтобы рисковать карьерой ради какого-то еврейского вопроса: пока что он хотел стать премьер-министром величайшей империи на земле. Спустя 30 лет, когда он наконец долез «до самой вершины намазанного жиром столба», Дизраэли открыл Британии дорогу в Палестину приобретением Кипра и покупкой Суэцкого канала.
А пока Дизраэли возвращался на родину из своего Восточного тура и сосредоточивался на политической карьере, Иерусалим захватил очередной тиран — албанец, правитель Египта.
36. Албанцы
В декабре 1831 года египетская армия парадным маршем прошла по Святому городу. «Счастливые и довольные» иерусалимляне праздновали ее приход «иллюминациями, танцами и музыкой на каждой улице. Пять дней веселились все — мусульмане, греки, францисканцы, армяне и даже евреи». Правда, понемногу все они начинали также испытывать тревогу и беспокойство, глядя на египетских солдат в «обтягивающих штанах со страшным огнестрельным оружием и музыкальными инструментами в руках, шедших боевым строем на европейский манер».
Новым властителем Иерусалима стал албанский солдат Мухаммед Али-паша, основавший династию, которая будет править Египтом еще столетие спустя, когда уже возникнет государство Израиль. Ныне забытый, Мухаммед Али 15 лет играл партию первой скрипки в ближневосточной дипломатии и завоевал почти всю территорию Османской империи. Сын торговца табаком, он родился в северной Греции — в том же году, что и Наполеон. Современники и в самом деле считали его восточным Бонапартом: «По характеру эти вожди, одинаково выдающиеся по своему военному гению, были столь же похожи в ненасытном тщеславии и неуемной энергии». Седобородый албанец, которому стукнуло уже 60, одевался очень скромно: белый тюрбан, желтые туфли и сине-зеленый кафтан — и почти не выпускал изо рта двухметровый чубук, сделанный из золота и серебра и усеянный бриллиантами. Его «татарское лицо с высокими скулами» и «странный дикий огонь в темно-серых глазах, ярко сверкавших умом и ученостью» производили на всех собеседников сильное впечатление. А его власть зиждилась на кривом ятагане, с которым он никогда не расставался. Мухаммед Али прибыл в Египет, чтобы командовать своими албанскими войсками в борьбе османов против Наполеона. После изгнания французов он решил воспользоваться вакуумом власти в Египте и вызвал к себе своего способного сына (по некоторым версиям, племянника или приемного сына) Ибрагима. Тот пригласил смешанную мамлюкско-османскую элиту Египта на пышный военный смотр, на котором безжалостно всех перебил. После этого албанцы двинулись на Каир, грабя, убивая и насилуя на своем пути, но тут султан, чтобы прекратить эти бесчинства, назначил Мухаммеда Али египетским вали (наместником). Новый правитель спал по четыре часа и, по собственному признанию, лишь в 45 лет научился читать. Зато каждый вечер его любимая наложница читала ему Монтескье или Макиавелли, а сам жестокий реформатор начал создавать европейскую армию численностью в 90 тыс. человек и флот.
Поначалу османский султан Махмуд II охотно эксплуатировал новую силу. Оказавшись в затруднительном положении, когда Мекку захватили ваххабиты — «пуритане ислама» во главе с семейством Саудитов[209], он обратился за помощью именно к Мухаммеду Али-паше. Албанец должным образом справился с задачей: отвоевав Мекку, он отослал в Стамбул голову Абдаллы аль-Сауда. Али-паша отправил свои войска на помощь султану и в 1824 году, когда против османов восстали греки. Албанцы сурово подавили греческое восстание, но это так встревожило европейские державы, что в 1827-м британцы, французы и русские совместными усилиями разгромили флот Али-паши в сражении при Наварине и поддержали провозглашение греческой независимости. Но это ненадолго остановило албанца: подстрекаемый уже известным нам путешественником, а теперь министром иностранных дел Франции виконтом де Шатобрианом, он жаждал создать собственную империю.
В конце 1831 года Мухаммед Али завоевал земли современного Израиля, Сирии и большую часть Турции, разгромив все войска, которые бросал против него султан. Скоро его армия оказалась в опасной близости от Стамбула. В конечном итоге султан признал Али-пашу правителем Египта, Аравии и Крита, а Ибрагима-пашу — губернатором Великой Сирии. Вся эта огромная территория отныне принадлежала албанцам. «Я завоевал эту страну мечом, —
